К моему удивлению, Габриэле оказался хорошим спортсменом, когда я таскала его по куче магазинов, в которых на самом деле не было ничего, что могло бы его заинтересовать. У меня такое чувство, что единственные магазины, которые он захочет посетить, - это магазины с компьютерной и видеотехникой или оружейные магазины.
Сегодня было так весело проводить с ним время в обычной обстановке. Как бы я ни старалась, невозможно удержаться от мыслей о том, что если бы...
Что, если бы мы могли быть вместе и регулярно заниматься подобными вещами?
Что, если бы мой брат одобрил его и позволил нам видеться?
Что, если бы нам не нужно было проказничать, и мы могли бы быть больше?
Но такие мысли опасны, потому что они ведут к надежде. А я не хочу, чтобы мое сердце было разбито, потому что не уверена, что смогу это пережить. С Габриэле все просто. Я не чувствую себя потерянной, как в первый раз, когда приехала в Сикуро. Как будто последний кусочек какой-то головоломки, о которой я и не подозревала, встал на место.
— Я сыта. — Я отодвигаю тарелку, не в силах больше есть.
— Ты едва прикоснулся к еде, — говорит Габриэле, откусывая большой кусок от своего сэндвича с французским соусом.
— Мне хватило. Я не хочу наедаться. Я ненавижу это чувство. Оно долго не проходит, и тебе так некомфортно. Очевидно, у тебя нет такой проблемы.
Он улыбается, откусывая очередной здоровый кусок от своего сэндвича. Думаю, для его идеального телосложения требуется много еды.
— Я растущий мальчик, — говорит он, закончив жевать, и я закатываю глаза.
Я бросаю взгляд на мистера Смита, который занял место в дальнем углу таверны. От меня не ускользнуло, что с этого места ему открывается лучший вид на все заведение.
Поначалу я беспокоилась, что он будет наседать на нас весь день, но он держал дистанцию и позволял нам с Габриэле делать практически все, что мы хотим. Он даже позволил Габриэле заказать напитки к нашей еде, и ни он, ни гризли, работающий за барной стойкой, ничего не сказали, когда Габриэле заказал два и переложил один через стол ко мне.
Я оглянулась на бильярдный стол, стоящий позади меня. — Хочешь сыграть партию в бильярд, когда закончишь есть?
Он пожимает плечами. — Конечно, если хочешь проиграть.
— Откуда ты знаешь, что я не акула бильярда?
— Потому что твой отец ни за что не позволил бы своей мафиозной принцессе тусоваться в убогих нью-йоркских бильярдных барах, вот как.
Он не ошибся. Я никогда в жизни не играла, но мне нравится пробовать что-то новое, и это будет лишь дополнением к моему реестру.
Я пожимаю плечами. — Я быстро учусь.
— Это точно. — Его веки тяжелеют.
Я сжимаю бедра и двигаюсь в кресле, почти постоянная дрожь между ног снова усиливается.
Габриэле хихикает.
— Мудак, — огрызаюсь я.
Он продолжает смеяться.
Закончив есть, он заказывает в баре еще два напитка и встречает меня у бильярдного стола, поставив их на небольшой круглый стол с высокой столешницей, расположенный в стороне. Таверна - одно из тех мест, где посетителям разрешается бросать ореховую скорлупу на деревянный пол, и она хрустит под моими ботинками, когда я беру бильярдную палку из держателя на стене.
— Ты раньше играла? — спрашивает меня Габриэле, подбирая шары.
Я качаю головой. — Нет. Ты должен мне показать.
Он смотрит на меня так, будто знает, что я задумала, и оглядывается на мистера Смита, который все еще сидит за столом по другую сторону бара. — Ты быстро учишься. Уверен, ты быстро все поймешь.
Я ухмыляюсь ему через зеленый войлочный стол. Когда все готово, он хватает свою бильярдную палку, берет что-то с карниза и трет этим концом свою бильярдную палку.
— Что ты делаешь, даешь себе преимущество? — спрашиваю я, пробираясь к нему.
Он протягивает мне предмет квадратной формы с синим мелом на одной стороне. — Рисую мелом свой бильярдный кий. Сделай и ты.
— Хм, посмотрим, как быстро я справлюсь с этой частью.
Я преувеличенно натираю мелом верхнюю часть.
Он закатывает глаза на мои выходки, но его это забавляет. Затем я облизываю губы, представляя, что это конец его члена, которому я уделяю такое пристальное внимание, и его веки тяжелеют.
Он забирается в штаны. — Осторожнее. Ты знаешь, что случилось в прошлый раз, когда ты была дразнилкой.
Я хихикаю. — Может, это и есть цель.
Он отходит от меня, качая головой. — Я сломаю их, а потом покажу тебе кое-что оттуда. Габриэле наклоняется и выстраивает линию удара, его ореховые глаза сосредоточены, прежде чем он пропускает клюшку через свои длинные пальцы и бросает ее вперед. Шары разлетаются во все стороны, несколько тонут в лузах. — Мы не будем пока беспокоиться о правилах. Я просто покажу тебе, как стрелять, как работать с углами, чтобы выстраивать удары, а потом мы сможем сыграть в игру. Звучит неплохо?
— Да. — Я делаю большой глоток своего напитка и практически бегу к нему. Мне нравится, когда он показывает мне новые вещи, даже если они не сексуальные. — Так что мне делать?
— Наклонись...
— Хорошо. — Я вздергиваю брови.
Он смеется. Боже, как приятно заставить этого серьезного и стоического человека смеяться.
Я делаю, как он говорит, и наклоняюсь, стараясь имитировать то, как он держит бильярдную палку. На мне кокетливая цветочная юбка, которая заканчивается на середине бедра, так что я знаю, что подол, скорее всего, находится прямо на сгибе моей задницы в том положении, в котором я нахожусь. И потому, зная это, я виляю задницей из стороны в сторону, поскольку она обращена к стене, а не к остальному бару.
Я подавляю улыбку, когда Габриэле застонал позади меня.
— Тебе нужно отрегулировать пальцы на бильярдном кие. — Я немного меняю их, и тогда он говорит:
— Вот, — и наклоняется ко мне.
Наши бедра оказываются на одной линии, и его грудь вжимается в мою спину. Я ничего не могу с этим поделать. Я слегка отодвигаю задницу назад и вдыхаю, чувствуя, как он слегка твердеет. Мы оба приостанавливаемся, тяжело дыша, прежде чем он говорит.
— Сделай это пальцами. — Он показывает мне, и я следую его указаниям, но ощущения довольно странные. Затем он кладет свои руки поверх моих, оттягивает бильярдную палочку и продевает ее сквозь мои пальцы. — Легко и непринужденно, вот так.
Он проделывает это несколько раз, а затем нажимает на бильярдную палку, и его тело прижимается к моему. Если бы мы были голыми, это был бы совсем другой опыт. Мои соски напрягаются, а пространство между бедрами покалывает, умоляя обратить на него внимание. Я не могу сдержать стон, который вползает в мое горло, требуя, чтобы его услышали.