Марселло поворачивается ко мне. — Ты счастлива?
Звучит так, будто ему физически больно произносить эти слова.
— Да.
Он выдыхает. — Тогда хорошо.
Он возвращает свое внимание к Габриэле.
— Но если ты причинишь ей вред, испортишь ее доброе имя, что угодно... тебя ждет адская расплата.
Очевидно, что он серьезно относится к своим словам и будет выполнять их, невзирая на последствия для себя и семьи.
Я обхватываю Марселло за талию. — Спасибо.
Сначала он обнимает меня медленно, но потом его объятия становятся все крепче.
Я не могу вспомнить, когда в последний раз обнимала своего брата - возможно, с тех пор, как мы были маленькими.
Когда я отстраняюсь, Марселло смотрит на Габриэле. — Держи меня в курсе, и если я тебе понадоблюсь для чего-нибудь, дай мне знать.
Габриэле кивает и берет меня за руку - то ли потому, что ему хочется держать меня за руку прямо сейчас, то ли потому, что он хочет сделать замечание моему брату, я не знаю. Может, и то, и другое.
Когда мы оказываемся в коридоре, Габриэле ведет меня к лифту. — Пойдем в мою комнату. Я хочу взломать программу расписания, которую использует школа, и узнать, когда Энди будет работать в следующий раз.
Я соглашаюсь, и как только мы оказываемся в его комнате, он притягивает меня к себе для поцелуя.
— Я не собираюсь запрещать тебе ходить в комнату Дома сегодня вечером, но пойми, что тебе все равно нужно быть начеку. Маловероятно, что кто-то из русских проникнет в Римский дом, но кто знает? Я провожу тебя туда, а ты напишешь мне, когда захочешь уйти, и я приеду за тобой.
Я кладу руку ему на щеку. Я знаю, что то, что он только что сказал, противоречит всем инстинктам в его теле. — Спасибо.
Может быть, у нас все-таки есть будущее.
31
ГАБРИЕЛЬ
— Неужели ты думаешь, что теперь я просто приму твой ответ и уйду?
Я обхожу вокруг стула, к которому привязан Энди или Андрей. Из его брови течет кровь, а одна сторона лица уже опухла от моих кулаков.
Поскольку у меня есть глаза и уши повсюду в этой школе, я знаю, что охранники, которые обычно находятся в подвале Римского дома, следят за камерами и управляют воскресными звонками домой, уходят в одиннадцать часов и передают свои обязанности по охране в главный офис безопасности. А поскольку я могу взломать их систему, я просто запустил петлю на их камерах, так что они понятия не имеют, что мы с Сандро нанесли Энди визит сразу после того, как он заступил на смену, и устроили небольшую посиделку.
Мы расположились в одной из комнат, из которых студенты делают свои личные звонки. Она идеальна, потому что бетонная, в ней только металлический стол и стул, а в полу встроен слив. Как будто основатели школы думали о будущем - я уверен, что так оно и было.
— Предупреждение о спойлерах! — говорит Сандро, демонстративно приседая перед ним. — Он не остановится, пока ты не расскажешь ему правду.
Он выпрямляется и бьет Энди в живот, тот хрипит от боли и еще больше съеживается на своем месте. Я ввел Сандро в курс дела, чтобы он мог помочь мне в этом небольшом начинании, поскольку мне нужно было стереть камеры не только здесь, но и там, где Энди был похищен. Сандро привел его сюда, а я, сделав все необходимое на своем компьютере на четыре этажа выше, присоединился к ним. Я хмыкаю и качаю головой, вышагивая перед Энди. Он настороженно наблюдает за мной сквозь единственный глаз, который не опух.
— Ты должен знать, что я могу быть очень упрямый, Энди. Особенно когда речь идет о чем-то моем, о том, что я ценю и чем дорожу. И видишь ли, эти люди, которые положили деньги на тот счет, который ты пытался спрятать в офшоре...
Его глаза вспыхивают чуть шире.
— Да, я все знаю об этом счете, — говорю я. — Они хотят забрать у меня то, что я очень ценю, поэтому я не уйду, пока ты не заговоришь. Так скажи мне, кто заплатил тебе за перехват посылки, которая предназначалась мне?
— Я не знаю, клянусь!
В его голосе слышатся нотки страха, которых не было час назад. Хорошо. Может, он понял, что я говорю серьезно.
Хотя, будем честны, он никуда и никогда не уйдет. Может быть, он это знает. Он помог русским, которые пытаются навредить Арии, и никто не будет вмешиваться в то, что принадлежит мне. Если он действительно понимает, что живым отсюда не уйдет, то единственный способ заставить его говорить - это причинить ему такую боль, что покончить с ним будет просто милосердием. И мы это сделаем, если он расскажет нам то, что мы хотим знать.
— Попробуй еще раз.
Мой голос резок.
— Клянусь, я не знаю...
Я бью его по лицу, прежде чем он успевает закончить фразу. — Попробуй еще раз.
Так продолжается некоторое время, пока не становится трудно разобрать, как Энди выглядел раньше - его лицо так распухло, исказилось и покрылось кровью, частью сухой, частью свежей.
— Думаю, нам придется прибегнуть к другим мерам. Как ты думаешь, Сандро?
— Думаю, да. С чего ты хочешь начать - с кусачек или плоскогубцев?
Он стоит возле стола, на котором лежит ящик с инструментами, украденный нами из кладовки смотрителя.
— Я всегда предпочитаю кусачки. Как только дело доходит до колюще-режущих предметов… — Я прищелкиваю языком. — Но иногда они истекают кровью раньше, чем ты этого хочешь.
Он кивает. — Значит, плоскогубцы.
Он берет пару и проверяет их вес в руке, а затем подходит к тому месту, где руки Энди привязаны к подлокотнику кресла.
— Сначала начнем с ногтя большого пальца. Клянусь, они всегда болят сильнее, чем пальцы, хотя я не могу сказать наверняка. — Я поворачиваюсь к Энди, по лицу которого текут слезы. — Ты должен сообщить нам, если это так. Если только ты не хочешь избежать всего этого, рассказав нам правду.
— Иди к черту! — кричит он.
— Пойду. Но не раньше тебя.
Я киваю Сандро, который начинает работу.
К тому времени, когда три его ногтя уже были медленно содраны, он рассказывает нам, что ни с того ни с сего появился телефон и начал писать ему сообщения. Он утверждает, что никогда не имел никаких прямых дел с тем, кто хотел, чтобы он следил за почтой, поступающей в Римский дом.
Я не уверен на сто процентов, что верю ему, но в конце концов это не имеет значения, потому что у Энди случается приступ астмы и он умирает, прежде чем мы заканчиваем с ним.
— Черт! — кричу я, проводя рукой по волосам.
— Ты ему веришь? — спрашивает Сандро.
— Думаю, да, но я хотел провести с ним больше времени.
Я кладу руки на бедра и смотрю на его избитое тело, привязанное к стулу.
Сандро кивает на тело. — Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
— Похорони его в лесу, я думаю. — Я опускаю взгляд. — На улице еще будет темно. Я прикрою камеры, чтобы ты мог сделать это незаметно. Убедись, что это далеко и что это глубоко, чтобы никакие дикие животные не выкопали его в ближайшее время.