— Что?
— Сегодня вечером. Ты назвал меня Билли.
Мужчина весь напрягся и побледнел.
— Семь часов. Жду с нетерпением, Мэйсон.
После того, как почти всю ночь Мэйсон бродил по интернету в поисках подходящих рецептов, он наконец-то составил меню.
Так что теперь, он стоял рядом с сияющей Нолой, мастером кулинарного дела премиум класса, и владелицей заведения со звучным названием «Нола’с Фуд Эмпариум». У него действительно не было на это времени. Через два часа у него был запланирован телефонный разговор с потенциальным инвестором из Канады, заинтересованным в расширении своей сети йога-центров. Впервые с того времени, как Совет ответил отказом на его планы, он почувствовал проблеск надежды, что канадский покупатель влюбится в это место, если Такахаши передумает. Слово «провал» не было в его лексиконе. Ему понадобились годы на создание деловой репутации, как человека, который всегда своевременно выполнит работу. И он не собирался всё это сейчас потерять.
Нола похлопала его по руке.
— Не волнуйся, детка, сейчас разберёмся. Следуй за мной, — ее голубые глаза мерцали. Она посмотрела на его список, и мерцание переросло в сплошной взрыв солнечного света.
Роллы на первое, гребешки и каштановый террин на основное, и лакричный парфе на десерт, были популярными блюдами. Нола не запаслась ни каштанами, ни ликёром узо…
— Уз, что? — спросила она. У неё был дядя Норри, и он не имел ничего общего с едой. Он не говорил ей, что нори — это листы из водорослей для суши; у него было такое чувство, что она будет чувствовать себя неловко, когда её будут поправлять. И женщина была непреклонна, у неё где-то была упаковка растворимого соуса «Мидори». Не было ни единого шанса, что он будет готовить её «знаменитые» котлеты. В его школе-интернате постоянно давали огромные фрикадельки, которых ему хватило до конца этой жизни и на следующую.
Она подошла к входу в кулинарную мастерскую и указала на ряд стульев:
— Садись здесь, а я принесу тебе чашечку кофе, — он только открыл рот, как она его перебила, — просто сиди. Если я не могу заставить тебя оставить в покое фруктовые деревья, по крайней мере, дай мне возможность отравить твой кофе.
— Я бы положил себе двойную порцию яда, чтобы наверняка, если бы мог, — он уже двинулся в сторону кофе, но она пронзила его своими мерцающими голубыми глазами.
Прежде чем Мэйсон понял, что произошло, он уже сидел с чашкой в руках и попивал самый лучший каппучино из тех, что когда-либо пробовал.
— Кофе превосходный.
Нола улыбнулась.
— Мы не пользуемся древними станками и не стираем бельё в реке, знаешь ли. Мы те же люди, что живут в городе, только всё делаем в меньших объёмах. А ты знаешь своих соседей, дружок?
Мэйсон моргнул. Дружок. За всю жизнь его никто так не называл. Он даже почти улыбнулся. Он понятия не имел, кем были его соседи. Мужчина полагал, что они навестят его лишь в одном случае, если раздастся пожарная сигнализация, вот как бы поступил он сам.
— Соседи, дорогой. Люди, которые присматривают за тобой. В городе бывали серьёзные стычки, но один раз в год все откладывают в сторону свои разногласия, и обычно к концу дня забывается, чем они были вызваны. Вот почему сады так важны. Каждый год мы собираемся все вместе, и все обиды прошлого уходят. Так мы исцеляемся и двигаемся дальше.
Мэйсон тяжело вздохнул. Если говорить откровенно, его уже тошнило от того, что он слышал один и тот же аргумент от каждого встречающегося ему на пути жителя города.
Прежде, чем он успел ответить что-то милое, она продолжила:
— Ты исцелился? — её глаза оценивающе смотрели на него.
— Мне не нужно ничего исцелять, — солгал мужчина.
Нола пристально рассмотрела его и произнесла:
— Всё исцелится, если ты перестанешь срывать повязку и бередить старые раны. Конечно же, она оставит шрам, но он тоже исчезнет, если ты позволишь. Это не значит, что нужно забыть. Нужно лишь простить.
Он не знал, какого хрена происходило и что вообще положено говорить в таких случаях, поэтому не стал отвечать, когда она отвернулась. Мэйсон допил кофе и выкрикнул похвалу Ноле. Она ответила:
— Спасибо, — откуда-то из магазина и мужчина ушёл.
Несколько часов спустя, он разглядывал курган из яичной скорлупы на кухонном столе. В его голове собиралась оторваться аневризма. Осталось всего четыре яйца, а у него не хватало времени на шоколадный пирог по рецепту Нолы. Мэйсон затаил дыхание и постарался не раздавить яйцо пальцами. Он постучал ножом по скорлупе.
Ничего.
Мужчина стукнул ещё раз. Яичный белок полетел вниз в чашку, а за ним туда свалился и желток. Дерьмо. Мэйсон бросил кусочки скорлупы к горке, уже сформировавшейся на столешнице и приложил палец под левое веко, чтобы успокоить нервный тик. Стук в дверь удержал его от броска оставшихся яиц в стену.