После вихрей карлистской войны в Испании и пяти лет на Пуэрто-Рико Эухенио мечтал о тихой, спокойной жизни рядом со своей обожаемой женой. Он планировал, продав судоходную компанию, вернуться на родину, возможно даже в Вильямартин, родную деревушку, где они с Леонорой выросли. Они бы воспитывали Мигеля среди простых людей без громких родословных, которые не грезят о славных подвигах во имя королевы и нации. А еще он собирался найти мужа для Элены. Два года она вместе с ними оплакивала Иносенте и ходила в трауре и теперь еще два года будет носить траур по Рамону. К двадцати одному году ей бы уже следовало выйти замуж и обзавестись собственным домом. Она была им как дочь, и Эухенио намеревался устроить ее будущее наилучшим образом, кроме того, Леонора хотела, чтобы Элена жила поблизости. Эухенио не сомневался: жена одобрит его план. Однако его мучили сомнения по поводу Аны. Формально невестка принадлежала теперь к семье Аргосо, даже если ее собственные родители были живы, поскольку являлась матерью наследника. Но Эухенио не мог себе представить, что она сидит за их столом до конца своей жизни. Страсть невестки к гасиенде решала проблему: можно было избавиться от Аны и сделать Леонору счастливой.
Перед ужином Эухенио передал жене разговор с Аной, слегка смягчив его суть.
Леонора была непреклонна:
— Пусть гниет здесь, если хочет, но я без Мигеля не уеду!
— Правда заключается в том, что ее предложение нельзя назвать неразумным. Мы уже вложили в плантацию значительные средства, и она хочет продолжить работу, пока мы будем воспитывать ребенка. Луис купит гасиенду в любой момент, стоит только предложить.
— Мне все равно, Эухенио, что за сделку ты с ней заключил. Я не хочу видеть эту женщину в своем доме!
— За долгие годы нашей совместной жизни я ни разу не слышал, чтобы ты о ком-то отзывалась с такой неприязнью.
— Я презираю ее! Она сумасшедшая! Наши сыновья умерли из-за нее, и я не позволю ей погубить еще и Мигеля! Дай ей все, что она просит, и давай уедем отсюда как можно скорее.
— Ты хочешь, чтобы я купил Кириаку?
— Они с дочерью пригодились бы мне.
— Я велю Фуэнтесу уладить дело.
— Давай уедем побыстрее, Эухенио, пока Ана не передумала. Это не женщина, а змея!
Несколько дней спустя Эухенио встретился с Северо Фуэнтесом на ферме и попросил его приглядывать за Аной:
— Она будет иметь дело непосредственно с моим поверенным, господином Уорти, который должен получать подробные отчеты. Я не сомневаюсь в ее добросовестности относительно цифр и фактов, но мне нужно знать, если вдруг что-то пойдет не так. Дон Луис заинтересован в покупке гасиенды, однако в настоящий момент я не готов ее продать. Я надеюсь, вы проследите за тем, чтобы рыночная цена плантации не упала.
— Вы сомневаетесь, сеньор, что донья Ана сумеет управлять гасиендой так же хорошо, как дон Рамон и дон Иносенте, пусть земля им будет пухом?
— Я понимаю, что своим успехом они во многом обязаны вашему умелому руководству.
— Вы очень добры, сеньор, однако…
— Вы недооцениваете меня, Фуэнтес. Возможно, я старый вояка-простофиля, но я не дурак.
— Никогда не считал вас ни тем ни другим, сеньор.
— Тогда мы понимаем друг друга. Мне выгодно, чтобы плантация процветала, а моя невестка верила, будто своей жизнью здесь доказывает торжество человека над природой, — или что она там пытается себе доказать!
— После гибели дона Иносенте она боится далеко уезжать от сахарного завода, — сказал Северо. — И отказывается ездить в Гуарес даже по праздникам. А после смерти дона Рамона, мир праху его, она, может статься, вообще не захочет больше здесь жить.
— Фуэнтес, позвольте мне выразиться яснее. Она не должна забывать, какие опасности подстерегают человека за пределами гасиенды, и должна иметь все необходимое, чтобы у нее не возникло желания покинуть Лос-Хемелос.