Иногда приезжал один Рамон, иногда Иносенте под видом Рамона, и несколько раз они навещали Ану вместе, нарядившись в разные одежды, чтобы ее родители могли их распознать. Со временем, проведенным с братьями, девушка окончательно поняла: вопреки желанию Аргосо сделать из них здравомыслящих коммерсантов, близнецы были рохмантиками и подвиги мужчин Ларрагойти и Кубильяс, особенно приукрашенные в устах Густаво и Хесусы, порождали в их сердцах мечты о том, что они тоже могли бы вести жизнь, полную приключений.
— Какой потрясающий конь! — однажды воскликнул Рамон, остановившись перед портретом двоюродного прадеда Аны, табачного плантатора с Кубы, который был изображен верхом на гнедом жеребце. Со всех сторон на картине его окружали бескрайние поля, а на заднем плане виднелись хозяйственные постройки и особняк с колоннами.
— Он владел тремя сотнями лошадей, — объяснил Густаво, — а еще у него было столько земли, что с одного конца плантации на другой можно было доехать, проведя в седле целый день.
— Наверняка без такого количества лошадей он обойтись не мог.
— Она называлась Непревзойденная. — Хесуса проигнорировала замечание дочери. — Никакая другая плантация не могла с ней сравниться.
— Да, именно это и подразумевает название, — прокомментировала Ана, однако ни родители, ни близнецы не заметили ее сарказма.
Она ничего не могла с собой поделать. Самодовольство родителей вызывало в ней раздражение, но в то же время она понимала, что, хвастаясь славными предками, они разжигают воображение братьев и подкрепляют ее рассказы о приключениях, поджидающих смельчаков за океаном.
Рамону и Иносенте недоставало свободы, которой они наслаждались до того, как отец отправил их изучать дядин бизнес. Они опасались, что намерение Эухенио переехать в поместье и передать дело сыновьям не сулит им ничего, кроме скуки. Близнецы не хотели проводить все дни напролет в конторе. Они жаждали оказаться на воле, среди людей и лошадей.
— Мне кажется, вы двое смотрелись бы верхом не хуже, — сказала Ана ласково, — объезжая эти громадные поля и управляя своими собственными владениями.
Девушка раззадоривала близнецов, льстила им, и те привыкали смотреть на себя ее глазами. Да, они были молоды, смелы, сильны, талантливы. Они много узнали о том, как вести дела. Почему бы не отправиться на Пуэрто-Рико и не заняться землей, которую оставил в наследство их дядя? На сахарной плантации уже трудились работники, которые понимали, что к чему. Рамон и Иносенте могли бы стать сеньорами, разъезжающими верхом, которые только надзирают за работами и получают прибыль.
— Через несколько лет, — обещала Ана, — мы сможем вернуться в Испанию с огромным состоянием и таким количеством воспоминаний, которых хватит на всю жизнь.
Девушка поощряла сумасбродные фантазии близнецов, и они представляли себя такими, какими видела их она, и стремились, так же как и она, к жизни, полной приключений. Для братьев Ана была олицетворением их независимости. А они для нее представляли собой средство обрести свободу.
КОМПРОМИСС
С Леоноры и Элены наверху снимали мерки для новых платьев, а Эухенио как раз устроился в кабинете с утренними газетами, кофе и сигарой, когда к нему вошли сыновья.
— Нам нужно поговорить, папа, — сказал Иносенте.
Эухению свернул газету, отложил ее в сторону и жестом предложил близнецам сесть.
— Мы бы хотели вступить во владение фермой и плантацией на Пуэрто-Рико, которые нам достались в наследство от Тио Родриго, — объявил Рамон.
— Я планирую продать эту собственность.
— Но из гасиенды можно извлечь гораздо большую пользу, — начал Иносенте, — чем незначительный единовременный доход, — закончил Рамон.
— Мы заглянули в отчеты. — Иносенте разложил перед отцом бумаги. — Тио Родриго приобрел ферму в Кагуасе пять лет назад. Она ближе к столице, нежели плантация, и он использовал ее в качестве тихого убежища от городской жизни.