Во время эпидемии никто не выглядел здоровее Северо Фуэнтеса. Никто не передвигался по гасиенде, пешком или верхом, с такой уверенностью. Никто не вглядывался так пристально в каждый закуток плантации. Никто не уделял столько внимания повседневным мелочам, как Северо Фуэнтес. Из касоны Ана наблюдала за мужем, который сновал туда-сюда, раздавая приказы людям и животным. Он говорил негромко и спокойно, однако слышно его было везде и всем. Если он и спал, она этого не видела. По ночам, до самого рассвета, Северо патрулировал со своими собаками дороги и тростниковые поля. Он заезжал, чтобы узнать, как дела у жены, рассказать новости и напомнить, что ей не следует ходить в бараки и контактировать с кем бы то ни было, кроме Консиенсии, которая приносила еду и обмывала Ану. Ночами приходилось труднее всего. Когда Консиенсия переступала порог комнаты, Ана всякий раз ожидала увидеть Флору с ее неизменными тазиками, улыбками и песнями. Консиенсия была серьезна и хранила молчание, пока с ней не заговаривали. Ана знала всю подноготную девочки, поэтому для нее не существовало никаких загадок. А еще Консиенсия была ребенком, и Ана осознала вдруг, как много для нее значило присутствие взрослой женщины. Естественно, они с Флорой не поверяли друг другу тайн и не вели сокровенных бесед, однако близость горничной, которая была по меньшей мере на двадцать лет старше, придавала Ане уверенности.
Остальные невольники, работавшие в доме, либо умерли, либо держались подальше от касоны, и Ана редко с ними сталкивалась. Флора умерла, Инес умерла, Нена умерла, кухарка Пилар умерла. Старый Самюэль и двое мальчишек, Сандро и Чуито, ухаживавших за скотом, тоже умерли. Кузнец Томас и Бенисьо, чистивший и ремотировавший хлевы, загоны и хозяйственные постройки, умерли. Дина и ее муж Хуанчо, работавшие вместе с Аной в садах, огородах, курятниках и голубятнях, умерли. Муж тетушки Дамиты, Лучо, который выращивал, откармливал и резал свиней, коптил окорока и делал из кишок кровяную колбасу, умер. Их невестка Корал умерла, как и ее дочка Сарита. Болезнь унесла всех до одного родных Дамиты, пощадив только внучку Кармен.
Батей, где некогда кипела жизнь, теперь большую часть дня пустовал. Однако еду по-прежнему готовили, белье стирали, коров доили, скот кормили, огороды обрабатывали, фрукты срывали, свиней закалывали, колбасу изготавливали, яйца собирали, окорока коптили. Работы, которыми обычно руководила Ана, выполнялись без нее, пока она сидела в доме, дожидаясь окончания эпидемии, в компании семилетней девочки.
Однажды вечером Северо привез новости:
— Губернатор закрыл ворота столицы. Жителям Сан-Хуана велено сидеть дома, введен комендантский час.
— Там тоже холера?
— И во всех остальных городах острова. Я заглянул к Луису, Фаустина только что вернулась из Маягуэса. Она видела целый квартал, сожженный дотла. Кажется, холера сильнее свирепствует в бедных кварталах, поэтому муниципальный совет по рекомендации местных докторов сжигает их. Городской совет Гуареса делает то же самое.
Из-за мешков под глазами и глубоких складок возле рта Северо казался намного старше своих тридцати шести лет.
— Если город закрыт, а кварталы бедняков уничтожены, где городской совет собирается разместить людей? — поинтересовалась Ана.
— Ни губернатор, ни городские советы не обеспечивают пострадавших жильем. Они заняты исключительно борьбой с эпидемией. Люди спят на улице, под деревьями, в церкви. Целые семьи бродят по дорогам.
— Храни нас, Господи. — Ана осенила себя крестом и поняла, что уже давно не обращалась к Богу.
— Мы должны переехать на холм, Ана. Дом еще не закончен, но нам опасно оставаться здесь, в такой близости от источника заразы.
— Мы же изолировали больных.
— Флора заболела. И умерла. Мы все страшно рискуем. Прошло уже три недели, а они всё умирают. Не хочу подвергать опасности ни вашу жизнь, ни свою.
Он никогда не был с Аной резок, напротив, тон его всегда был почтительным, он обращался к ней на «вы» даже в самые интимные моменты. Но сейчас голос Северо звучал так, словно он сдерживался только ради жены, хотя слова его звучали властным приказом, не допускавшим сопротивления. Ана пробовала было протестовать, но холодный блеск его глаз заставил женщину замолчать. Она снова открыла рот, собираясь продолжать, но взгляд Северо снова пронзил ее, и Ана не смогла вымолвить ни слова. Северо кивнул, принимая ее поражение, и одним стремительным движением притянул жену к себе, крепко обнял и поцеловал в глаза.
— Вы слишком мне дороги, и я не допущу, чтобы с вами что-то случилось, — шепнул он ей на ухо. — Пока я жив, я буду заботиться о вас.