Луис Хосе был невысоким крепышом со светло-русыми волосами, карими глазами и смуглой кожей. Озорной ребенок, на которого невозможно всерьез рассердиться, говорливый, неугомонный и невероятно веселый, он умел передразнивать всех на свете. Домашние называли его Херувим. Теперь, став постарше, он стал стесняться своего детского прозвища.
Мигель был стройнее и ниже ростом, чем Андрес, но выше Луиса Хосе. Он унаследовал грацию Рамона и Иносенте, но фигурой все же напоминал Ану. У него были светло-каштановые волосы и, как любил отмечать дон Эухенио, бабушкины серые глаза.
Трое мальчишек стали неразлучны, обнаружив, что живут в двух шагах друг от друга. Особняк семьи Андреса отделяло от владений дона Эухенио четыре здания, а Луис и вовсе жил напротив, через улицу. С возрастом мальчикам разрешили ходить в школу и обратно домой вместе — с тех пор их редко видели поодиночке. Они осваивали искусство фехтования у одних учителей, вместе изучали катехизис и приняли первое причастие. Их баловали, словно королевских отпрысков, но и поведения ожидали соответствующего. Так, по отношению к дамам они обязаны были проявлять благородство, галантность и верность. Мальчики послушно следовали наставлениям, несмотря на то что жили в городе-крепости, кишевшем солдатами, авантюристами и эмигрантами. В мужском обществе надлежало вести себя храбро, смело и благородно, выказывать горячий интерес к жизни, но в то же время готовность расстаться с ней ради благого дела.
Андрес мог обольстить кого угодно, хотя в свои одиннадцать пользовался этим главным образом для того, чтобы выпросить прощение за проделки или добиться благосклонности родителей и слуг. Талант Луиса Хосе заговаривать зубы лишний раз доказывал, что он пойдет по стопам отца, чье красноречие служило мальчику примером для подражания, и станет адвокатом по гражданским делам. Мигель рос серьезным, замкнутым, утонченным и почтительным юношей. Ему нравилось красиво и со вкусом одеваться, — в конце концов, не стоит забывать, что воспитывался он в семье дона Эухенио, а испанские кавалеристы частенько славились непостижимой способностью менять наряды несколько раз на дню, даже во время сражений.
Друзья семьи Аргосо знали леденящую кровь историю братьев-близнецов, приехавших на Пуэрто-Рико в поисках богатства и нашедших здесь смерть. Соседи приходили на поминальные службы по обоим братьям, навещали и утешали Аргосо после обрушившегося на них горя и живо интересовались Мигелем.
Люди не верили, что бабушка с дедушкой и крестная увезли мальчика в столицу лишь потому, что гасиенда Лос-Хемелос находилась в глуши и он не мог получить там надлежащего образования. Пуэрто-Рико кишел безработными эмигрантами, бежавшими сюда от войн и волнений в Испании, во Франции, в Италии, Венесуэле и Соединенных Штатах. Сотни домашних учителей и гувернанток пытались устроиться на работу в богатые семьи в Сан-Хуане и его далеких окрестностях. Даже обитавшим в захолустье гасендадос не составляло труда заполучить парочку преподавателей для своих чад. После двенадцати-тринадцати лет детей можно было отправлять за границу для завершения образования. Несомненно, Аргосо чего-то недоговаривали. Всех соседей волновал один и тот же вопрос: что же это за мать, которая способна расстаться с сыном, никогда не приезжает повидать его и не приглашает к себе на время школьных каникул или на праздники?
Мигель мучился тем же вопросом. Стоило ему упомянуть гасиенду Лос-Хемелос, Элена думала, что он скучает по маме, и пыталась описать ее мальчику. «Она невысокого роста, — рассказывала она, — но очень сильная! Потрясающая наездница! Вот почему ты так хорошо держишься в седле».
Когда мальчик пересказал это объяснение деду, тот проворчал:
— Твои отец и дядя были искусными наездниками еще до встречи с Аной. Не забывай, что и я полковник кавалерии и учил их и тебя любить лошадей и ездить верхом.
Мигель скоро смекнул, что лучше не упоминать о матери или гасиенде Лос-Хемелос в присутствии стариков, особенно при бабушке, которая всякий раз опускала глаза и поджимала губы, так что они исчезали с лица.
Однако совсем забыть мать ему тоже не позволяли: в воскресные вечера Мигель обязан был писать ей письма, пока Элена сидела рядом и вязала.
— Не забудь сообщить, что у тебя самые высокие в классе оценки по рисованию, и вложи в конверт рисунок, — подсказывала Элена.