После необходимого обмена любезностями Мигель откашлялся, чтобы голос звучал решительнее:
— Я был бы вам признателен, господин Уорти, если бы вы начали составлять бумаги, необходимые для освобождения рабов на гасиенде Лос-Хемелос.
Господин Уорти с мрачным видом кивнул.
— Понимаю, — промолвил он, крутанулся в кресле и устремил взор на гавань.
Мигель проследил за его взглядом. Бухту заполонили торговые суда, желто-красные флаги трепетали на фоне лазурного неба. Господин Уорти посмотрел на Мигеля:
— Прошу прощения, молодой человек, ваше желание достойно одобрения, но не может быть исполнено.
— Почему нет? — спросил Мигель таким тоном, что сам себе показался обиженным ребенком.
— Потому что в завещании дона Эухенио ясно сказано, что, пока вам не исполнится двадцать пять лет, важные решения, касающиеся финансовых дел, находятся в ведении специально созданного фонда. Помните, я разъяснял вам это положение, когда зачитывал последнюю волю полковника?
— Я тогда мало что понимал, — пробормотал Мигель. — Не расскажете об условиях еще раз?
— Конечно. — Уорти прошел к стоявшему у стены шкафу с выдвижными ящиками и принялся просматривать его содержимое, пока не отыскал толстую коричневую папку, перевязанную красной лентой. — Вот они, — сказал он, раскладывая перед юношей документы на пергаментной бумаге, с печатями, подписями, прошитые и скрепленные тесемками. Мигелю они показались пугающе официальными. — Мы с двумя партнерами руководим работой фонда, пока вы не достигнете необходимого возраста. Тут определяющие условия документы. Узнаете подпись дона Эухенио? Здесь и здесь. И на этих бумагах тоже — все должным образом заверено и нотариально засвидетельствовано. Это сертификаты на владение собственностью, которой мы управляем от вашего имени. Этот — на ценные бумаги, здесь перечислены принадлежащие вам пристани и складские помещения; это договоры с арендаторами, документы на дом в Сан-Хуане и гасиенду Лос-Хемелос. Можете изучить их в любое время, ознакомиться с положением дел и имуществом. Вот полный список предметов мебели и драгоценностей, которые, согласно воле ваших бабушки и дедушки, являются вещами фамильными и не могут быть проданы или подарены до достижения вами совершеннолетия, если такая необходимость возникнет. Насколько мне известно, полковник и донья Леонора надеялись, что этого не произойдет и вещи останутся в семье навсегда. Это квитанция на банковскую ячейку с драгоценностями вашей бабушки. Ключ вам вручат на двадцатипятилетние.
Мигель почувствовал облегчение, когда господин Уорти закончил объяснения. Он не сомневался, что отличать одну бумагу от другой научится еще не скоро. Но оказывается, поверенный собирался продолжить. Он вытащил другие пергаменты из-под толстой коричневой папки.
— Вот родословные ваших лошадей и наконец… — он достал пачку документов из конверта и веером разложил их на столе, — самые последние расчетные графики по гасиенде Лос-Хемелос, из которых следует, что, вопреки ожиданиям и трудностям, дела на плантации идут вполне успешно.
Мигель уставился на бумаги непонимающим взглядом, сознавая, что должен наконец что-то сказать:
— Выглядят очень… сложно.
Уорти сложил документы в аккуратную стопку:
— Освобождение рабов сейчас подорвет состояние вашей матери и гасиенды. Должно быть, тот факт, что у вас нет права самостоятельно управлять делами, разочаровал вас, но, видите ли, дон Эухенио считал, вам необходимо набраться опыта, прежде чем принимать решения, которые могут отразиться на вашем финансовом благополучии.
Мигель не сводил глаз с пачки бумаг — вот чем он являлся для таких людей, как Уорти. Сомневаться не пригодилось: по документам он был человеком важным и даже могущественным, но разбираться в бумагах он не желал, да и солидным господином себя не чувствовал. Он пришел в эту контору с единственной мыслью — освободить рабов. Теперь до него дошло, что дон Эухенио не доверял ему. Кому удастся лучше сдерживать его внезапные порывы, чем этому угрюмому американцу, всецело сосредоточенному на приобретении, увеличении и защите богатства?
— Если позволите, — прервал его раздумья поверенный, — я хотел бы обсудить с вами одно дело, если можно.