— Так ты видела? Скоро?
— Нет, сеньора, нет. Вы превратитесь в очень старую женщину!
Консиенсии было всего десять, ей и человек тридцати трех лет мог показаться старым. Как раз возраст Аны.
— Очень старую, Консиенсия?
— Я и досчитать до стольких не умею.
Все попытки Аны научить ее чтению, письму и счету потерпели фиаско: Консиенсия оставалась не грамотнее годовалого младенца. Подумав с минуту, девочка с грустью продолжила:
— Огонь говорит много такого, чего я не понимаю. Чаще всего смысл доходит до меня уже после.
— Что толку предвидеть будущее, если ничего не можешь изменить?
— Вероятно, мы должны готовиться к неминуемому, а не исправлять его.
— Ты что-то скрываешь от меня?
— Я видела большой пожар, сеньора, в Сан-Бернабе.
— Когда, Консиенсия? Когда загорится ферма?
— Не знаю, сеньора.
Эта фраза всегда выводила Ану из себя.
— На следующей неделе, в следующем месяце?
— Не знаю, но…
— Что еще?
— Я видела его вновь, сеньора. Бродягу. Он горел в поле.
Ана не узнавала о будущем от внутреннего голоса, оно не являлось ей в клубах дыма, а вырисовывалось из намеченных в журналах планов, списков в бухгалтерских книгах, сравнения текущих целей с прежними по объему и стоимости. Как-то январским утром 1860 года, сидя в кабинете, она посмотрела на свои пальцы с пятнами чернил. Когда ее жизнь превратилась в бесконечную вереницу цифр и чисел? Женщина обвела взглядом стопки бумаг на письменном столе, уставленные папками с отчетами полки, каталоги оборудования и запчастей, брошюры с описанием мелких товаров и сельскохозяйственного инвентаря. Что стало с девочкой, склонившейся над дневниками дона Эрнана и воображавшей романтическую страну, которую он описывал и рисовал? Она помнила о своей вере в то, что Пуэрто-Рико означает свободу, но сейчас эти представления казались ей далекой мечтой наивной девчонки.
Нужно выйти из кабинета. Прогулка на свежем воздухе всегда успокаивала, помогала прогнать не дававшие покоя мысли.
Паула, срезавшая зелень возле кухни, подняла голову, услышав голос разговаривавшей с самой собой хозяйки.
— Сеньора?
— Все в порядке, Паула.
Она побрела дальше по тропинке, обсаженной цветами, к недавно законченной открытой часовне — побеленной нише со старинным распятием Аны. Это было тихое, укромное место в тени манговых и авокадовых деревьев. Маленьким ножиком, который двадцать лет назад на ферме дедушки подарила ей Беба, Ана срезала преграждавшую путь длинную ветку гибискуса, росшего по обе стороны тропы. Прошло несколько минут, и от дурного настроения не осталось и следа.
Лай собак возвестил о возвращении Северо из долины.
— Вам письмо, — сказал он, увидев жену.
Вскоре после завершения сафры в 1858 году Ана написала дону Эухенио и попросила прислать Мигеля на Лос-Хемелос. Ответа не последовало. Она обратилась к нему вновь, и снова письмо осталось без ответа. После третьего послания через восемь месяцев она наконец получила весточку от Леоноры: «Мигель не приедет на гасиенду Лос-Хемелос. Его дом здесь. Если хочешь повидать его, мы будем рады видеть тебя в Сан-Хуане».
— Старая ведьма!
— Плохие новости?
— Она отказывается отпустить Мигеля. Я многое отдала бы, чтобы взглянуть на их лица, когда я и правда появлюсь у них на пороге.
— Это можно устроить, — озадаченно улыбнулся Северо.
Она не рассмеялась, но по пути домой прокручивала в голове ответ донье Леоноре. Ана думала, что столица находится не дальше Севильи или монастыря Буэнас-Мадрес в Уэльве, — любое из этих мест будило в ней воспоминания о давно ушедшей и забытой жизни. После нескольких попыток она так и не отправила ответ бывшей свекрови, а вместо этого написала Мигелю и в последующие месяцы напоминала ему о своем существовании чаще, чем когда-либо, в надежде, что он попросит разрешения съездить на гасиенду. Но сын так и не появился. Несмотря на отсутствие у него интереса, Ана убедила себя, будто работает в Лос-Хемелосе исключительно для Мигеля. Он находился далеко, под крылом ненавидевших ее люден, но когда-нибудь ему перейдет все имущество деда, включая сахарный завод «Лиана». Ана представляла, что, будучи замужем за Северо, она унаследует и его состояние, случись ему отойти в мир иной раньше. А поскольку у мужа других законных наследников не было, то и его состояние через нее достанется Мигелю. Ее неприязнь к семейству Аргосо на мальчика не распространялась. Он был все еще юн и сильно подвержен влиянию деда и бабушки, но в один прекрасный день сын вернется домой и заявит права на свое наследство — мир, который она для него сотворила.