Он не видел мать почти шестнадцать лет. В памяти остался лишь расплывчатый образ женщины с суровым взглядом черных глаз. Ее письма находили Мигеля в каждом городе, куда бы он ни отправился. А напоминания о том, что она хочет видеть его крестным отцом Сегундо, омрачили последние недели путешествия. Повинуясь сыновнему долгу и настойчивым требованиям господина Уорти, он вернулся на Пуэрто-Рико. Возможно, до поверенного дошли слухи о похождениях Мигеля или его насторожили просьбы выслать деньги, поступающие из каждого города, где бы он ни очутился с маэстро де Лаурой. Обеспечивать учителю и наставнику достойное содержание оказалось накладно.
За спиной Мигеля и над его головой надувались паруса, на высоких мачтах полоскались по ветру флаги. Поля соломенной шляпы, надвинутой на самые уши, чтобы не улетела, натирали затылок. Берег был достаточно близко, чтобы увидеть открывающуюся панораму, но разглядеть подробности было невозможно. Когда они подплыли ближе, он с восхищением увидел изрезанный контур гор над сиреневыми и пурпурными волнами, колышущимися, как шелковые шарфы. Над зарослями тростника парили выплюнутые трубами жемчужные облака дыма. За восточной оконечностью бухты, ограниченной стеной пальм на берегу и узким коралловым рифом с моря, раскинулся еще один пляж со сверкающим на солнце песком. Высоко за границей прилива, над домом, окруженным верандой, поднимался дым. Вдалеке виднелась еще одна постройка, вероятно амбар. Завороженный видом, Мигель быстро сделал зарисовку в блокноте. Когда судно огибало пляж, из дома показалась женщина и помахала рукой. Летящее платье без кринолина очерчивало изгибы ее тела, длинные, до пояса, темные волосы были распущены. Мигель не мог различить черт ее лица и лишь проводил мл лядом колеблющуюся на ветру фигурку. В Европе ему таких картин встречать не доводилось.
Бухта Гуареса оказалась забита до отказа — встать на якорь до утра не было никакой возможности. Мигель сел в шлюпку, и матросы повезли его на берег, лавируя между возвышающимися корпусами кораблей. Замученные бригадиры на чем свет стоит ругали грузчиков, которые катили, переносили и поднимали на корабли сотни бочонков с патокой и ящиков с брусками сахара. В своем белом льняном костюме, в шляпе из тонкой соломки и с кожаным саквояжем, Мигель явно не вписывался в окружающий пейзаж. Когда он проходил по причалу, где вился рой мух, бригадиры и рабочие в знак приветствия кивали, приподнимая сомбреро.
Стоило ему ступить на родную землю, как от нахлынувших чувств комок подступил к горлу. За время скитаний по Европе его часто терзала ностальгия. «Пуэрто-Рико — любовь моя, родная земля», — шептал он, охваченный страстью, которую испытывает только любовник вдали от своей единственной. В бесчисленных гостиных под охи и ахи слушателей он воодушевленно расписывал красоты своей родины: сельские пейзажи, спокойные океанские воды, освежающие бризы, прелестных чутких женщин и отважных гордых кабальеро.
Он умалчивал, однако, что экономика Пуэрто-Рико существует за счет рабского труда и от него же зависит его собственное богатство. Сейчас, оглядываясь вокруг, он начинал осознавать, что все то время, пока он путешествовал и развлекался — без особого вдохновения пописывал пейзажи, ел, пил и распутничал, — мужчины, женщины и дети оставались в неволе и гнули спины. Ему стало стыдно. Поначалу он порывался сесть на первый же корабль, который вернет его в мир, где Пуэрто-Рико будет всего лишь точкой на карте, неведомой и всеми забытой. Он хотел перенестись туда, где Пуэрто-Рико был бы островом его мечты — страной, которой на расстоянии могут гордиться ее сыны. Тоска по дому за время отсутствия терзала его гораздо меньше, чем навалившаяся сейчас действительность и необходимость занять свое место в ней.
Путешествуя по большим и малым городам Европы, Мигель хранил Пуэрто-Рико в своем сердце как некий далекий идеал, не имеющий ничего общего с унижением человеческого достоинства и его причастностью к нему. «Я пробовал освободить их», — успокаивал он сам себя, прекрасно сознавая ничтожность этих попыток. Юноша надеялся, что последний год не прошел для него даром и он кое-чему научился. Он вспомнил собиравшихся в аптеке у дона Бенисьо приятелей и доктора Бетансеса — человека, осмелившегося отстаивать свои убеждения и ценимого за реальные заслуги. Ступив на землю любимого острова, Мигель поклялся вернуться на поле боя, покинутое им трусливо и без борьбы.