— Где все?
— Ужинают, сеньора.
В ту же минуту огромный язык пламени взвился над фермой Сан-Бернабе. Женщина вскочила с кресла-качалки и облокотилась на перила, будто хотела оттолкнуться и взлететь.
— В чем дело? — Мэри инстинктивно подалась вперед, чтобы не дать хозяйке упасть.
— В Сан-Бернабе пожар.
— Они все время выжигают тростник, сеньора.
— Я могу отличить пал от поджога. — Ана махнула рукой в сторону пламени, которое разрасталось. — Сан-Бернабе — ферма, а не плантация.
Вошла Консиенсия:
— Сеньора!
— Вижу, Консиенсия.
Три женщины стояли на балконе, глядя на бешеную пляску ярких огненных всполохов — желтых, красных, оранжевых и голубых.
— Он скоро погаснет, — сказала Мэри. — Сегодня шел дождь.
— Там дождя не было, — ответила ей Консиенсия.
Они еще некоторое время смотрели на быстро распространяющийся пожар. Ана навела телескоп:
— Его не остановить.
— И в колокол не звонили, — заметила Консиенсия.
И правда, даже отсюда они должны были услышать сигнал, предупреждающий соседей о пожаре и призывающий на помощь.
Ана вгляделась в ночь. На границе гасиенды Лос-Хемелос и Сан-Бернабе тут и там, словно светляки ночью, мелькали огни. Факелы!
— Кто-то поджигает наш тростник.
В эту минуту, будто ее слова стали призывом к действию, в долине вспыхнули красно-желтые костры. Точки горящих факелов сразу же разбежались в разные стороны, собрались опять, и далеко на востоке вспыхнул новый пожар.
Ей ничего не оставалось, как развернуть телескоп к мельнице, будто, найди она Северо среди мечущихся животных и людей, смогла бы предупредить его, что за полями горит тростник. Внимательно оглядев местность, она не заметила ничего из ряда вон выходящего ни у малого трапиче на воловьей тяге, ни у большого пресса с паровым двигателем. Но вдруг тишину разорвало настойчивое дребезжание колокола — предупреждающий об опасности звук. Кто-то увидел огонь.
— Скажи, пусть седлают мою лошадь, — приказала Анна, и Консиенсия мигом побежала в дом звать Тео.
— Вы ведь не поскачете туда, сеньора? — Мэри тряслась от страха.
— Я не могу сидеть здесь сложа руки, — ответила Анна. — Наверняка кто-то ранен, получил ожоги, я должна помочь им…
— Ох, сеньора! Надо было сразу вам рассказать!
Ана резко остановилась:
— Рассказать что?
— Хакобо упоминал о… восстании. Я слышала, сеньора. А еще он говорил слова… слова «независимость», «война против испанцев». Я сказала, чтобы он не…
— Наш Хакобо?
— Да, Хакобо, который дрался с белым, когда меня ошпарило…
Анна посмотрела в сторону Сан-Бернабе, потом на горящий тростник. Ей и в голову не приходило, что в поджоге виноват один из ее людей. От этой мысли у нее ноги подкосились, но она не могла показать свою слабость, особенно девочке, которую вырвала из лап смерти и которая была обязана ей своей жизнью.
— Это правда, Мэри? Кто еще здесь замешан?
— Эти слова я слышала только от Хакобо.
— Когда?
— Несколько месяцев назад. До рождения Сегундо. Нужно было сразу вас предупредить, но…
— Да, напрасно ты сразу не сказала.
— Теперь я получу свободу, сеньора? По закону, если сообщишь, получаешь документы…
— Ты де Фуэнтес, Мэри, — отрезала Ана. — Так что спроси хозяина.
Консиенсия вернулась с ботинками для верховой езды, следом за ней появилась Глория с аптечкой. Тео и Паула принесли корзину, доверху набитую чистыми тряпицами для перевязки.
— Тео, вы с Паулой останетесь с Мэри и Пепитой, — приказала Ана. — Все остальные пусть спускаются к батей.
Сторожевые псы в своих загонах заливались громких лаем, будто понимали, что случилось непредвиденное. Ана бросилась в спальню и открыла ящик, где Северо хранил оружие. Достала ружье и проверила, вычищено ли оно, исправно ли работают механизмы. Она упражнялась на установленных Северо мишенях и сейчас радовалась, что когда-то приобрела полезный навык, — так спокойнее.
Пепита, увидев хозяйку с оружием, обомлела:
— Сеньора!
— Не смей выходить из дому и смотри за Сегундо.
— Слушаюсь, сеньора, — покорно пропищала Пепита.
Ана направилась во двор и выпустила собак. Они не разбежались, а остались рядом, как приучил их Северо. Местные старики сгрудились у тропинки, дрожа от холода. Вряд ли они причинят ей вред. Бунтовать отважится, скорее, молодежь, а они в поле. Пожилые люди ждали ее указаний. Если кто-то из них замешан в заговоре, то уже давно обнаружил бы себя.