Благодаря накопленному за год опыту сафру 1846 года они завершили с лучшим результатом, хотя и с дефицитом бюджета. Новые поля еще не были готовы к следующему сезону, однако дополнительные участки уже расчистили под посадки. Прессу для сахарного тростника требовался капитальный ремонт. Жернова износились и частенько нуждались в починке, поэтому приходилось то и дело останавливать работу. Северо советовал приобрести паровую машину, но на ее покупку, транспортировку и установку ушло бы много денег, к тому же работников пришлось бы учить обращаться с новым оборудованием.
На время сафры наняли пятнадцать мачетерос для рубки тростника и несколько кампесинос для менее квалифицированных работ вроде переноски, перевозки и скирдования стеблей. Рамон и Иносенте признали, что рабов на плантации недостает.
Северо Фуэнтес нашел десять человек, и когда близнецы подсчитали расходы, то обнаружили очередную прореху в бюджете. Не поинтересуйся Ана подробностями, Рамон и Иносенте так и не рассказали бы правды, поскольку не желали раскрывать ей истинное положение дел, ставшее по истине катастрофическим. Она только тогда узнала о том, что братья заняли денег у дона Эухенио, когда из Сан-Хуана пришло письмо, адресованное нотариусу из Гуареса, который должен был передать оговоренную сумму Луису Моралесу. Мало того, оказалось, близнецы купили еще земли, взяв ссуду у соседа.
— Вы не сказали мне о новой сделке, — заметила Ана, стараясь скрыть досаду.
Рамон пожал плечами:
— Мы не могли упустить этот участок.
— Брать деньги у отца или тратить наши собственные деньги — одно дело, но занимать у незнакомца опасно.
— Он не незнакомец. Он был близким другом нашего дяди. Мы с Иносенте знаем, что делаем. Не беспокойся.
— Мы договаривались вести дела втроем. А теперь вы скрываете от меня…
— Это наше дело, Ана. Мы не видели, чтобы другие женщины в округе занимались мужскими делами.
— Какие другие?
— Жены. Если бы ты сделала над собой усилие и познакомилась с ними, то узнала бы, что мы не так уж одиноки, как тебе кажется. Здесь полно симпатичных людей.
— Я приехала сюда не развлекаться.
— Немного развлечься тебе не помешает. Донья Фаустина — прелестная женщина. Она может стать хорошей подругой. Тебе давно следовало бы отдать ей визит и…
— Я не в состоянии болтать с соседями, когда трапиче то и дело останавливается, а наш товар невозможно доставить на рынок из-за нехватки волов для повозок, и…
— Я бы не хотел выслушивать твои жалобы на то, чего у нас нет! — сорвался Рамон. — Задумайся на секундочку о том, чего мы сумели достичь!
— Не могу ушам поверить — ты разговариваешь со мной в таком тоне…
Рамон взял себя в руки.
— Когда живешь у черта на куличках, все меняется, — произнес он так, словно только что сделал это открытие. Он собрался было продолжить, но, не сказав больше ни слова, сбежал вниз по лестнице.
Ана чувствовала досаду и боль. Рамон совсем не был грубияном и никогда не повышал голоса, однако его срыв показал, что он в ней разочарован. Да, она пренебрегала своей ролью жены, хозяйки дома и светской дамы, занимаясь делами наравне с мужем. Вероятно, мужское самолюбие Рамона (а может, и Иносенте тоже) было задето тем, что она успешно справляется с отчетностью. Используя беременность и карантин, они отстранили Ану от повседневных проблем, связанных с управлением гасиендой. Теперь у нее был ребенок, и они хотели, чтобы она обратилась к женским занятиям, словно материнство умерило ее честолюбие и напористость. «Нет, Рамон, — мысленно возразила Ана, — мы здесь не ради потехи. Все это для него, для будущих поколений».
МЕЖСЕЗОНЬЕ
Окончание сбора урожая было началом тъемпо муэрто, мертвого сезона, который длился примерно с июня по декабрь. Тростник в это время не требовалось срезать, грузить, перевозить, перерабатывать или поставлять на рынок, и незанятым кампесинос приходилось искать другую работу, чтобы содержать семью. Если друзья или родственники работников жили на кофейных или табачных плантациях, они на некоторое время перемещались туда, однако большие расстояния, плохие дороги и значительные издержки, как правило, делали переезд невыгодным. Поэтому в ожидании нового сезона крестьяне покупали в кредит все, что не могли сами вырастить, изготовить или выменять, и к началу следующей сафры, сулившей новые заработки, уже по уши увязали в долгах.