— Они ничего для меня не значат.
— Пожалуйста, не оскорбляй ни меня, ни своих женщин, если уж на то пошло.
— Я не оставлю вас с сыном, — возразил он. — Да, я изменял тебе, но заботы, свалившиеся на нас… Мы искали приключений, а оказались в кошмаре. Нет, не надо напоминать, что мы знали о трудностях, которые встанут на нашем пути, однако… Мне не подходит такая жизнь. Я здесь только из-за тебя и Мигеля. Я обещал выждать пять лет. Я честный человек, Ана, но я дни считаю до десятого января пятидесятого года. Нет, я тебя не покину. Ты видишь, я намерен выполнить обещание, которое дал тебе и отцу. Но когда пять лет закончатся, мы уедем домой. И если мне придется тащить тебя силой, я сделаю это. А там — будь что будет.
— За тридцать лет работы на донью Бенинью и дона Фелипе, — сказала Флора Инес и Хосе, — я никогда не слышать столько крика, как от доньи Аны и дона Рамона.
— Моя бывшая хозяйка скорее умерла бы, — заметила Инес, — чем стала ругаться с мужем при посторонних людях.
— Мы для них не посторонние люди, — возразил Хосе. — Мы вообще не люди. Когда рядом есть другие белые, хозяева улыбаются и изображают любящую пару.
— Верно. Все белые прекрасно ладят друг с другом. Посмотри-ка на них. — Инес качнула головой в сторону хозяйского дома, где Рамон и Ана ужинали на веранде с Северо, словно сегодняшней ссоры вовсе и не было.
Рабы тоже ели на улице, однако не за резным столом. Они сидели на земле, на корточках, вдоль затененных стен бараков и на пороге или ступенях бохиос. Пока девочки постарше мыли посуду и убирали после ужина, взрослые пользовались моментом, чтобы передохнуть, любуясь игравшими детишками. Тео прислуживал за ужином в касоне, и у Флоры, до того как Ана позвонит в колокольчик, сообщая, что она готова к вечернему обмыванию, была пара часов.
Флоре нравились Инес, Хосе и двое их сыновей — Эфраин и Индио. Они родились на Пуэрто-Рико, однако родители Хосе были из племени йоруба, чем и объяснялся его талант к плотницкому ремеслу. Родители Инес тоже были рождены здесь, на острове, но она помнила свою бабушку со стороны мамы, игбо, и дедушку со стороны папы, из племени мандинка. Хосе и Инес продали еще детьми, и они никогда больше не видели родителей, братьев или сестер. Думая об этом, Флора радовалась, что у нее нет детей. Ее все еще преследовали страшные воспоминания о первенце, выброшенном за борт корабля, на котором их везли из Африки, и кровавом выкидыше — результате второй беременности, — случившемся, когда хозяйка столкнула ее с лестницы. Ей повезло, что в доме дона Фелипе ни он и никто из белых не посягал на нее. К тому же дон Фелипе не принуждал ее к браку с одним из своих рабов, потому что донья Бенинья запретила ему это.
— Посмотри, какая она маленькая, какие узкие у нее бедра, — говорила она своему мужу. — Она, скорее всего, умрет при родах, и где я найду тогда другую карлицу?
К тому моменту, когда Флора подслушала этот разговор, она уже давно решила для себя, что при такой жизни не стоит производить на свет новых людей.
В нескольких шагах от нее Мигель играл с Пепитой и Индио. Он был единственным белым ребенком на плантации, единственным здоровым и единственным одетым. Лет до четырех практически все малыши бегали нагишом, и огромные животы нависали над тоненькими ножками. Дети плохо питались и страдали от кишечных паразитов. Флора знала, что половина негритят, носившихся по двору сахарного завода, не доживут до подросткового возраста, поскольку не одолеют тропическую анемию, малярию, корь, туберкулез, столбняк и менингит. Каждая вторая девочка, достигшая полового созревания, погибнет во время родов или сразу после них, а каждый второй мальчик, сумевший превратиться в мужчину, умрет к сорока годам от непосильной работы, болезни или несчастного случая. Несколько человек будет изувечено, травмировано, а кто-то покончит жизнь самоубийством. И всегда существовала опасность, что любого из них, ребенка или взрослого, могут продать или отдать за долги.
— Если они вернутся в город, — сказала Флора, — нас продадут дону Луису.
— Ой, только не ему! — воскликнула Инес. — Младший сын тетушки Дамиты ходит в Сан-Бернабе по поручению дона Северо и говорит: нет несчастнее рабов, чем тамошние невольники.
— Артемио рассказывает, у хозяев Сан-Бернабе большой дом и они строят еще один. А работники живут в сарае. Мужчины, женщины и дети — все вместе, — добавил Хосе. — У нас здесь, по крайней мере, собственные бохиос.
— У этого человека два лица, — отозвалась Флора. — Он улыбаться, чтобы белые считали его другом, а сам обманывать. Обвел дона Рамона вот так. — Флора выразительно покрутила мизинцем. — Надеюсь, он не продать нас ему.