Жизнь Петербурга увлекла Алексея Толстого разнообразием удовольствий и развлечений, к чему он давно был расположен. Учеба учебой, а жизнь коротка, молодость быстро проходит, так стоит ли уж так упорно гнуть спину над чертежами и всяческими математиками... Не лучше ли прогуляться по Невскому и развеяться, поиграть в бильярд, зайти в ресторан, который так соблазнительно заманивает разнообразием блюд... Да и друзья его такого же мнения... Но вскоре Толстой впал в уныние: бесцельно проведенные дни ничего ему не дали, только угрызения совести омрачали душу... И он все чаще стал вспоминать своих прежних друзей, которые так много давали ему радостей и уверенности в себе. Может, это только вначале так бывает, а потом у него опять сложится хорошее товарищество.
Да, таких друзей, как сызранские Абрамов и Сафотеров, самарские Пырович и Мирбах, ему пока не попадалось на пути. Почему-то больше всего именно с прожигателями жизни чаще всего приходилось ему сталкиваться. Даже в Самаре, судя по отцовскому письму, происходили перемены в общественной жизни: во всяком случае, при выработке устава нового в Самаре общества семейно-педагогического кружка многолюдное собрание разделилось на два лагеря, на консерваторов и прогрессистов, требовавших расширения задачи общества. И прогрессисты взяли верх. А в Петербурге Алексей ничего не увидел. Только в одном из своих первых писем писал: «О беспорядках еще пока ничего не слышно, студенты сидят больше по домам, горняки еще только съезжаются». И совсем, кажется, потерял всякий интерес к своим литературным занятиям. Не верится, что совсем недавно он написал автобиографическую повесть и несколько рассказов, так и не законченных. Проблемы искусства и литературы отходят на второй план.
Принимался он по совету матери читать теоретическую книгу по искусству Гюйо, даже написал ей, чтобы успокоить, что прочитал книгу, а на самом деле прочел только одну его статью и бросил. Что толку читать непоследовательно, подумал он, все равно что при изучении математики выучивать спряжения латинских глаголов. Уж если заниматься теорией искусства, то как следует, а это только потеря времени. Для отдыха он у букиниста купил полное собрание сочинений Золя. Тут другое дело. Хоть чему-то может научить, да и читать его легко, можно не напрягаться.
Студенческие «беспорядки»
Рождественские каникулы в Самаре прошли весело и беззаботно. Алексей Толстой часто бывал у Рожанских, его там принимали как жениха, хотя серьезного разговора не произошло: Юля, как и ее родители, ждала предложения с его стороны, но что-то удерживало Алексея от решительного шага. А в Петербурге, куда они возвратились в январе 1902 года, начались события, которые потрясли Алексея и на какое-то время выбили из обычной колеи. Забурлил студенческий Петербург. Технологический институт, по воспоминаниям одного из его студентов, был на плохом счету у правительства и на хорошем у молодежи, считалось, что в нем еще сохранились революционные традиции шестидесятых годов. Дворянская прослойка была незначительной. Студенты-технологи из разночинцев во время своей практики работали вместе с рабочими на заводах и видели, в какой нищете и бесправии им приходится жить. Волей-неволей они задумывались над теми вопросами, которые остро вставали в тот период общественного развития. К началу девятисотых годов социал-демократическая группа в институте значительно выросла и окрепла — и организационно, и идеологически. Это явилось прямым следствием ее прочной связи с ленинским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса», — писал исследователь революционной истории Технологического института.
Так что студенты-технологи не остались в стороне от студенческого движения, придавая ему порой социал-демократическую окраску. Но редко кто из обычных студентов ясно и четко представлял себе свои задачи в развернувшейся борьбе.
Все началось с того, что три года тому назад, 8 февраля 1899 года, в Петербургском университете произошли события, положившие начало обострению борьбы студентов за свои права. В этот день торжественно отмечалась очередная годовщина со дня основания университета. Ректор на торжественном заседании произнес мракобесную речь. Студенты его освистали, а когда вышли на улицу — их избила нагайками конная полиция.