Алексей часто думал о том, что он не умеет распределить свое время, не умеет взяться за дело. Сколько лет ему внушали, что если он чего-то хочет добиться в жизни, то прежде всего должен научиться ценить время. В школе Войтинского он стал вырабатывать в себе это качество. Но и до сих пор целые дни у него пропадали даром. «Удивительно как время быстро летит, — думал иногда Алексей, — не успеешь, как говорится, высморкаться и вытереть нос, глядишь — прошла неделя. Сколько уж матери не писал... Ерундовская больно жизнь, дни летят, не успеешь оглянуться. А что сделал за это время? Нет, уж лучше не делать подсчет, избави бог, нельзя, самому станет стыдно, до того все неравномерно и неуравновешенно. Вчера, например, почти целый день обсуждали с Юлей детали предстоящей свадьбы. Что купить здесь, что заказать в Самаре. На все ведь нужно время и деньги. А сегодня надо идти на Невский, все-таки необходимо посмотреть, как будут развиваться события».
То, что он увидел, ошеломило его, заставило о многом задуматься. В тот же день он писал в Самару: «...Сперва распространюсь о текущих событиях, потом о делах, ибо первые гораздо сейчас более интересуют меня, чем денежные операции. Сегодня у нас на Невском была демонстрация. Что это было — боже мой. Представь несколько сот тысяч публики на панелях, по улице езда и несколько десятков нарядов пешей и конной полиции и конных жандармов. Были и солдаты, но их прятали по домам. Демонстранты не собрались, как раньше в одном месте, а разбились на кучки и смешались с толпой. И вот, от времени до времени выкидывали красное знамя, кричали: Да здравствует Революция, долой самодержавие. На них накидывались верховые, а они рассыпались. В одном месте били шашками (плашмя). Все время на Невском у Ник. вокзала и до Исак. собора двигалась толпа. Оживление было страшное. И так до вечера. Жертв было кажется очень мало.
В унив. занятия начались, но студенты забастовщики лупят студентов не заб. и обратно. Путей (ский) тоже открыт. Наш неопределенно. Вот в кратких чертах события этого времени».
Вслед за этим возникли серьезные беспорядки в Харьковской и Полтавской губерниях. Войска пустили в ход огнестрельное оружие, но убитых было мало, потому что старались стрелять через головы. В Харьковской губернии целых два уезда охвачены крестьянским бунтом. Разграбили, разрушили и сожгли около двадцати богатых экономий. Уничтожили сахарный завод. До Алексея доходили слухи, что усмиряли здесь с особенной жестокостью. Сюда было брошено пять пехотных полков и казаки. Как только узнал об этом, тут же сообщает в Самару: «...Вы конечно слыхали о том, что у нас происходит на юге. Это не публикуют, но правительство страшно озабочено. Там главное в Полтавской, потом в Харьк. губерниях форменное восстание народа. Войска ничего не могут поделать. Начинают уже бунтовать рабочие. Жгут помещичьи усадьбы, хлеб, делят землю... Говорят это вызвано голодом и «золотой грамотой» будто бы дарованной давно еще царем народу. Положение грозное».
Первая петербургская весна долго поражала Алексея своими невероятными капризами. Ну и Петербург, часто Думал Алексей. Тут все кверху ногами. Все время валит снег, морозы, то грянет оттепель. Третьего дня совсем было растаяло, ан нет, к утру хоть опять на санях поезжай. И так чуть ли не каждый день. Тут, должно быть, и в мае будет снег. Все можно простить, только не превращенье весны в зиму. О, чтобы черт побрал этот проклятый город. Только пять лет можно здесь прожить, не больше. Закончат они с Юлей учебу, а там видно будет, но только жить здесь невозможно.
Петербург в ожидании пасхи жил своей обычной жизнью. Студенческие волнения поутихли. Близились экзамены, и подавляющее большинство засело за учебники.
Алексей Толстой успешно сдавал очередные репетиции. Экзамены, может, впервые в жизни не волновали его. Он хорошо подготовился к ним. Вот предстоящая свадьба — другое дело. Тут все надо строго подсчитать. Числа с четвертого июня начнется пост, и венчать уже не станут до августа. А приедут они в Самару не раньше середины мая. Значит, оглашение нужно начать с середины мая.
Алексей шлет в Самару письма, в которых подробно описывает, что необходимо ему и Юле. Ее отец, Василий Михайлович Рожанский, не может сделать ей хорошее приданое. Поэтому Алексей должен помочь ей в экипировке, ему бы хотелось, по крайней мере, заказать ей тут два платья: костюм летний и легкое платье. И ясное дело — подарки. «Всего нужно выслать р. 300, на дорогу возьму из месячной посылки. Потом понадобятся там, для устройства свадьбы, для переезда и главное для устройства тут в Питере. Это уж вы как хотите, так и делайте, я тут ни черта не понимаю. Да не то, что не понимаю, а прямо если напишу, то ты, мама, прямо ахнешь. Итак, поменьше цифровых данных. Ну шутки в сторону. Вы пришлите мне за май месяц и кроме того 300 рублей. Летом выйдет очень мало. Особенно потом, когда буду жить на заводе. Важно только бы на переезд в Питер.