— Да, положение тяжелое. Тут надо посоветоваться.
— Ты иронизируешь, а я и в самом деле не знаю, какого театра держаться.
Алексей сразу посерьезнел.
— Театр Яворской и Барятинского в нынешнем году очень хорошо работает, и артисты там есть хорошие, да к тому же он весьма модный. Только боюсь, мама, как бы не вышло чего с цензурой, потому что времена теперь переменчивые, черт их знает что отразится от правительства, в какую сторону зреет решение. Ты же знаешь, что у нас творилось недавно. Не то уличные беспорядки, не то демонстрация. Последняя не удалась. Кой-кого поколотили, арестовали. А у нас вечером в институте во время бала была демонстрация с флагами и пением. Флагом с надписью «долой самодержавие» завесили портрет царя. Правда, все вышло уж очень по-детски — глупо. И публике надоело слушать в продолжение трех часов один и тот же мотив и видеть три флага. Хорошо, что не было арестов после этого. А дня через два после этого судили Сазонова. Я не был там, не знаю, чем суд кончился. Но уж хорошего не жди. Так что надо решать скорее, не тянуть и не ждать. Кто берется, тот пусть и ставит.
— Да, время неопределенное. В Самаре запретили собрания семейно-педагогического кружка. Закрыли, можно сказать, единственную отдушину для Алексея Аполлоновича. И всего обиднее, Лелюша, что многим это приятно. В глазах многих, пишет Алеша, так и светится злорадство: вот, мол, доигрались... И действительно, наш кружок как-никак немало мозолил глаза, особенно тем из наших знакомых, кто видит идеал жизни в радостях повседневной жизни. Мы-то думали, что наступила наконец весна, о которой так давно мечтали, а весна оборачивается зимним холодом. Представляю, как сейчас в Самаре злорадствуют: что, мол, взяли?..
— А ты слышала, что́ у тети Вари говорила ее приятельница Тучкова? Ее зять Бранчаников-Рязанский решил уйти из губернаторов, так как чувствует, что по настоящему времени он не может исправлять эту должность. Я у тетки спрашивал о них: они уже сняли здесь квартиру и поспешно отделывают ее.
— В Самаре закрыли кружок, тут подает в отставку губернатор, а Комаров открыто высказывается за конституцию.
— Не может этого быть!
— В это время, Леля, все, оказывается, может быть. Он был на вечере у Головнина. В салоне, где собирается Либеральное общество высшего света, ну ты знаешь, и там все открыто говорили о необходимости, о неизбежности конституции. Он слышал следующее: Московская городская дума в полном составе и единогласно подписала пункты, подписанные Петербургским съездом земцев, кроме того, они упомянули о конституции. Петербургская городская дума единогласно подписала пункты Московской думы, и в очень почтительных выражениях по отношению государя постановили повергнуть на его усмотрение, так как это голос всей России. Это рассказывал человек, сам подписавший пункты, гласный Санкт-Петербургской думы. Все это происходило в строжайшем секрете, при закрытых дверях, без представителей печати. На этом вечере у Головнина говорили, что будто по поводу этих петиций государь собрал семейный совет и представил на его обсуждение вопрос о конституции. Все Михайлычи высказались противниками, все Константинычи и Николаевичи за конституцию. Тогда молодая Александра Федоровна будто сказала: «Я хочу, чтобы мой сын царствовал при возможных условиях». И государь присоединился к ней.
— Да, в женском медицинском институте, Юленька видела, продается брошюра «Конституция московского земства», она хотела купить, а потом раздумала, ты же знаешь, что политика ее совсем не интересует. А вспомни, как петербургское общество возбуждено против великого князя Алексея за хищения во флоте. Однажды, когда его любовница Баллета выходила из театра, вся усыпанная бриллиантами, публика стала кричать: «Вот куда пошли русские миллионы». И уже есть слух, что морским министром назначают Алексеева, а великий князь Алексей будет понемногу отстранен.
— Комаров сказал: «Мы переживаем момент величайшей исторической важности». А если Комаров открыто высказывается за конституцию, это много значит. Он очень осторожен и, кстати, Леля, кажется, служит в тайной полиции.
— Вот так Шарманщик! Вот так дипломат. Брр!
— Хорошо, что по какому-то внутреннему инстинкту я ни перед ним, ни перед Варей не высказывала своих мнений.
— А тебе, мама, и скрывать-то нечего. Ты все успела высказать в своих пьесах и рассказах.
— Как знать, Леля, как знать... — Александра Леонтьевна попрощалась с сыном и внуком и ушла к себе домой.
Потянулись долгие дни неопределенности. Александра Леонтьевна никак не могла решиться на определенный шаг. Карпов или Барятинский? В эти дни приходила к ней Мария Леонтьевна, приехавшая по делам отца. Прошло десять лет со дня его смерти, и она решила посоветоваться с сестрами, как быть с его наследством. Она вела переговоры с Варей, но без всякого результата, трудно было оформить раздел. Но больше говорили о театрах. Только решили держаться Барятинского, как пришел Алексей, и снова все погрузились в тяжкое раздумье. Дело в том, что он по просьбе матери был у Ге, взял ее рукопись и рассказал о ее сомнениях. Ге решительно сказал, что если только Малый театр захочет ставить, надо соглашаться с этим. Он гораздо выгоднее, и для пьесы полезнее. Надо только обязательно заключить с ним условие, что он обязуется поставить не позже января, а то пьеса может пролежать года два без движения. Решили подождать с ответом Барятинскому, тем более что он предлагает некоторую доработку пьесы как условие ее постановки. Карпову же надо сказать, ‚ что пьесу берет другой театр, если не будет немедленного решения. Если они хотят ставить, то пусть поторопятся. В конце концов с Барятинским можно разойтись вежливо, мотивируя отказ тем, что она не хочет переделывать. И все-таки какое-то чувство заставило ее желать, чтобы пьеса была поставлена именно у Барятинского, очень сей претила суворинская компания. Ну, будь что будет! Как решит судьба! С этими мыслями Александра Леонтьевна отправилась в Малый театр, чтобы повидаться с Карповым и окончательно решить судьбу своей пьесы. Но разговор с Карповым опять ни к чему не привел. Вечером она зашла к Алексею и рассказала ему об этом разговоре.