— Сейчас вернулась из Малого театра и видела Карпова. Черт его разберет, чего он хочет. Хвалит пьесу: «Лучшее, что вы написали, но страшно ставить, очень мрачно». Я упорно молчала. Он заерзал, стал спрашивать, не давала ли кому еще пьесы. «Не только давала, но накануне того, чтобы сказать последнее слово». Он забеспокоился. Ну я ему и говорю: «Еду на этой неделе, если вы завтра не пришлете ответ, да или нет, я покончу с другим театром и уеду. Я не могу ждать, чтобы говорили и так и этак». Так и решили, завтра он пришлет ответ, если «нет», я тотчас же кончаю с Барятинским.
— Ох, мама, и хитрая лиса этот Карпов. Чего он выжимает из тебя? Взятку, вот чего! Ты держи с ним ухо востро.
— Да, если дело сладится, надо будет с ним держать ухо востро при написании условия. Я ему сказала, что мне надо, чтобы пьеса была поставлена в этом сезоне.
8 декабря она писала в Самару: «Милый Лешурочка, с Сувориным ничего не вышло. Карпов написал, что Суворин решительно отказывается ставить пьесу. Из-за чего он меня взбаламутил и заставил потерять три дня, господь знает. Странно он себя вел во время свидания, бог знает, чего он хотел. Ну, и слава богу, блажен муж иже не иде на совет нечестивых. Сейчас из нового театра, смотрела «Пляску жизни» и выбрала время повидаться с Яворской. Князя в театре не было. Ей было некогда, и я ничего путного не могла сказать. Я просила, чтобы она устроила мне свидание с князем, а она толкует, что надо повидаться с Арабажфиным (ради переделок). Ничего не имею против свидания... Леля мечтает, что мы будем на первом представлении моей пьесы, а я думаю: «Ладно, никуда теперь меня из Самары не заманишь».
11 декабря: «Миленочек мой, не тоскуй, не хандри, приеду, как мы хорошо заживем, какая радость будет нам свидеться, подумай только. Нелегко нам с тобой пробивать себе путь, но, подумай, кому же легко по этим временам. Более смутного времени вряд ли мы переживали. Как все перепуталось. Здесь совсем теряют голову в высших сферах, каждый дрожит за свою шкуру, и вот является масса бюрократических, одно другому противоречащих поступков. Авось все это переживется, в ступе перетолчется и что-нибудь из всего этого выйдет. Мы ведь с тобой старые философы, ну и будем философски смотреть на вещи! А пока посылаю тебе хорошенькую статеечку из «Руси». Почитывай иногда эту газету, просто прелесть!.. Статью не посылаю, боюсь, чтобы из-за нее письмо не вскрыли».
Вскоре на улицах Петербурга появились елки. Город стал готовиться к рождеству, а она еще только собиралась в Москву, к Сытину, для подписания договора.
Получила повестку от Сытина на получение денег и задумалась: не удрать ли в Самару, уж больно не хотелось ей проводить праздники на чужой стороне, но благоразумие взяло верх. И только накануне Нового, 1905, года она возвратилась в Самару.
События последних месяцев укрепили ее веру в том, что Россия накануне новых волнений. Где бы она ни была, в различных кругах Петербурга, Москвы, Самары, всюду слышались оживленные разговоры о конституции. Легальные газеты высмеивали царских чиновников, требуя участия представителей народа в государственном управлении, писали о необходимости либеральных реформ. На собраниях земцев, врачей, юристов, инженеров, городских гласных и т. п. произносились страстные речи и принимались резолюции, в которых высказывались за конституцию.