Алексей вышел на площадку, прошел через две детских комнаты, спустился по лестнице и очутился снова в лакейской, толкнул дверь — быстро прошел через большую квадратную залу для приема гостей, уставленную ломберными столами, тумбами и резными стульями красного дерева, арку, малую гостиную. Большая ореховая дверь была приоткрыта, и Алексей с неизъяснимым волнением вошел в длинную голубую гостиную, где родилась его мать, это была гостиная бабки Екатерины Александровны. Алексей осмотрелся. Над дверью висела икона божьей матери, по стенам — портреты, камин, бюро, библиотека, рабочий столик, кушетка. Видно, на этой кушетке бабушка родила девять дочерей и своего первенца, а только четыре дочери дожили до зрелых лет. А вот и маленькая ореховая дверь, о которой столько рассказывали мать и тетя Маша. Алексей вышел в длинный таинственный коридор, закрыл дверь и посмотрел в гостиную сквозь разноцветные стекла знаменитой двери. И действительно, все старинные вещицы на бюро приняли фантастические оттенки и краски. Да и портреты преобразились, а главное, не видно портрета зеленой бабушки с фижмами, которая обычно неотступно следит своими живыми глазами и загадочно улыбается, будто знает то, чего хотелось бы скрыть каждому из осмелившихся смотреть на нее. Зато Алексей сквозь этот «магический кристалл» с удовольствием разглядывает добрые лица своих прабабушек — Аплечевой и Багговут, урожденной княжны Хованской, матери Екатерины Александровны. «Да, — подумал он, — и с материнской стороны можно проследить свою родословную чуть ли не до времен Ивана Грозного». С этими мыслями Алексей пошел в библиотеку взять что-нибудь почитать. Здесь особенно заметна была печать запустения. Давно уж, видно, библиотекой никто не занимался.
Алексей по дороге узнал, что Мария Леонтьевна доживала последние дни в деревне. Вскоре она совсем переедет в Москву на постоянное жительство. Так что какой с нее спрос. Родовое имение Тургеневых разорено. Хорошо, что он приехал сюда, в другой раз вряд ли бы собрался.
В Тургеневе Алексей прожил неделю. Тяжело было на душе. Но эта неделя благодаря Леве и Муньке запомнилась ему надолго.
Еще в Самаре его удивило, что тетя Маша так трогательно внимательна к этой паре. Что произошло здесь за то время, когда он был в Дрездене? Как только они остались одни, Алексей немедленно стал расспрашивать тетю Машу. Вот что она рассказала:
— Ты, конечно, знаешь, что Лева совсем запутался и сбился с пути. Все думали, что с Мунькой он быстро расстанется. Оказалось серьезнее, чем думали. Тогда Варя стала меня просить, чтобы я уговорила Евгення Степановича Струкова съездить к нему и все выяснить. Все говорили, что неловко мне ехать самой туда, где камелия. Саша тоже приехал прощаться с матерью и расспрашивал, как с Левой решили. Я сказала. Он стал убеждать, что все равно Лева погиб и чтобы я себя не компрометировала. Это так было больно и противно. Я ему только сказала: «Тут идет дело о спасении твоего брата, а не обо мне, ловко или неловко будет мое положение, если это и скомпрометирует, то перед кем, перед их большим светом, так мне на это ровным счетом наплевать». Он сейчас же заюлил. На том разговор и кончился. Евгений Степанович тоже был у Вари. Потом он говорил: «Я не могу этих материнских слез забыть и ее просьбы». Евгений Степанович съездил к Леве и привез его ко мне. Больно сердце сжалось, когда я увидела его — не цветущий юноша был передо мной, которого я видела в последний раз, а паралитик, и походка была какая-то необычная, и грустное, убитое лицо. Встретились хорошо, я спросила, что делает, как живет. Он мне по обыкновению сказал всю правду, не утаивая, и добавил, что хочет жениться на Маше, как он ее называл. Она была простая крестьянка, неграмотная, была привезена матерью к тетке, а тетка ее хотела продать, от тетки с узелком убежала, встретила офицера, полюбила его, имела от него ребенка, схоронила ребенка, с офицером разошлась и пошла по известной дорожке. Встретила Леву, полюбила его и сошлась с ним. «Привези ее ко мне», — сказала я. «Да разве вы ее примете?» — спросил Лева с сомнением, но глаза его заблестели и он весь просветлел. «Я хочу познакомиться с твоей невестой. Надеюсь, она не заставит меня к ней ехать?» — «Конечно, нет, я этого не допущу».
На другой день он приехал с Машей. На ней был простой костюм, что меня поразило. Я ожидала чего-то кричащего и пестрого. Манеры просты. Мое впечатление было, иначе не могу выразить, это был сфинкс; чрезвычайное впечатление производили ее серо-стальные глаза, и все очарование было в этих глазах. Вся гибкая, стройная. Встретила я ее ласково и не почувствовала никакой натяжки или стеснения. Держала она себя с большим достоинством. Она сразу завоевала мое сердце. Поговорили, и я предложила им обоим: не поедут ли они со мной пока в Тургенево, а потом в Москву, которую я выбрала как место жительства, что Леве надо заниматься, чтобы выдержать какой-нибудь экзамен, что живу я очень скромно и что, пожалуй, ей будет скучновато. Они оба согласились и сказали, что им жить нечем. «Устроимся как-нибудь и сживемся», — сказала я. Когда они вышли, Лева вернулся, бросился ко мне и горячо обнял. «Тетя, что вы сделали для меня!» Мы крепко обнялись, и он побежал за Машей. Веру я тотчас известила о свидании и о нашем решении. Сестра с Катей немедля приехали в Петербург, и тетушка Орлова тоже приехала, последняя была поражена: «Как вы можете, Мари, на это решиться — жить с камелией». — «Камелия камелии рознь, а в ней виден человек, может, для Левы все к лучшему устроится». — «Жениться на камелии, это невероятно, бедный Лева». — «А первое-то было лучше?» — спросила я. «О, та светская, высшего света». — «Да мегера, не знай кто кого лучше, старуха, которая губит молодежь из-за прихоти — или камелия, которая на своих плечах его поддерживает». С тетушкой Орловой во взглядах мы не сошлись. Варя тоже пожелала видеть Машу. Свидание было трогательное. Варя их благословила на супружество. «Поедем, помолимся», — просила Варя. Мы съездили в церковь. Она так пламенно молилась, так плакала. Тяжело быть матерью, подумала я. После этого она мне говорит: «Эта свадьба не состоится. Маша уйдет, не выдержит, потом, может, вернется, ты тогда повидай ее, не бросай». Меня это поразило, и это как-то крепко запомнилось. Варя в этом была очень похожа на маму, у нее было непонятное ясновидение.