Как живые вставали перед ним герои романа... Ревнивая и взбалмошная, несмотря на свой возраст, Степанида Ивановна, всю свою немалую энергию употребившая на отыскание несуществующего клада и женитьбу Сонечки... Большой, добродушный генерал Алексей Алексеевич Вальдштрем (в последующем Толстой дал ему другую фамилию — Брагин), не способный ни к чему в своем обширном хозяйстве: все его начинания шли прахом, вызывая насмешки крестьян и купцов... Прехорошенькая Сонечка, мечтающая, как и все девушки в ее возрасте, о необыкновенном спутнике жизни, решившаяся после уговоров генеральши на замужество с невзрачным Смольковым... Илья Леонтьевич Репьев, холодно встретивший в своем имении молодых и призывавший их пожить в деревенской тишине, где нет ни суетливых улиц, ни гостиных с пустой болтовней, ни развращающих душу и тело ресторанов; здесь, в деревне, они могут найти мудрый укрепляющий труд, суровую справедливость действительности... Смольков же думает совсем о другом: он стремится в Париж, чтобы продолжать ту же рассеянную жизнь, к которой он привык в Петербурге. От разговоров о душе и всемирной любви его тошнит и рвет, он в страшном возмущении: «Только скупые старики и старые, истерические бабы могут разглагольствовать о величии души, о любви в шалашах, о разных Эдипах и прочей омерзительной гадости... Но ты — моя жена, ты не должна способствовать этому жалкому надувательству... Ты должна понять, что я светский человек, а не пастух... Я хочу жить, а не торчать целые дни носом в мокрых окошках... Нам нужны деньги... Мы должны успеть к началу сезона быть в Париже... У меня есть план страшно выиграть в рулетку... В декабре мы должны вернуться в Петербург...» Нет, он получит назначение в Париж как дипломат, Сонечка тоже поедет вместе с ним, как это и было с Николаем Николаевичем Комаровым и его теткой Варварой Леонтьевной, которая всерьез задумается о неправедной его жизни, полной обмана и измен... А поэт Макс, в котором, конечно, он изобразит некоторые черты своего близкого друга Волошина... Только недавно он, Толстой, отослал ему две свои книжки с дарственными надписями: на «Повестях и рассказах» он написал ему — «Милому другу Максу от нежно его любящего. Гр. А. Н. Толстой», а в книге «За синими реками» написал:
«Милый Макс, в этих стихах столько же солнца, Парижа и влюбленности, сколько и тебя. Твой граф А. Н. Толстой». А теперь он приведет, пожалуй, Сонечку именно к Максу, который не обидится за этот позволительный в литературе домысел. Уж больно колоритная фигура Макса так и просилась в это его произведение, в котором он впервые показывал сложные человеческие отношения во всех их реалистических подробностях и противоречиях. А Сонечке станет невмоготу со Смольковым, и она уйдет искать утешения в своих горестях у Макса, поняв наконец-то, что ее муж — гнусный и подлый хам, виновный в ее страданиях и в том, что она совсем перестала верить в справедливость и все хорошее на свете. В «комнатешке» Макса она отдохнула душой: при виде Макса, незнакомого и родного, она успокаивалась... Именно Макс объяснил ей, что вся эта грязная история с мужем не стоит и ее слезинки, что есть вещи гораздо более важные... Так началось возрождение Сонечки, начало ее второй жизни, полной религиозных исканий и мистики, чем в сущности некоторое время увлекалась и Варвара Леонтьевна, хотя здесь и не все соответствовало ее биографическим данным... Снова будут упреки в сгущенни красок, как получилось с повестью «Неделя в Туреневе» или со «Сватовством»... Тетя Маша упрекала его за «Сватовство», особенно, казалось ей, неудачны земский начальник и его дети — Катенька и Алексей... Нет, милая тетя, ответил он ей, напрасно она думает, что обидела его критикой, ведь это только одно из мнений о «Сватовстве», а их было много. Сам он об этой вещи никак не думает, да и о любой, — написал, и слава богу; ему еще рано подводить под незыблемый свод мысли свои убеждения и взгляд на вещи, он только ищет, и в этом его задача, а что он нашел, дело читателей и критики принять или отвергнуть — он не в обиде: не понравилось — выплюнь. Искусство не имеет постоянного, постоянное для него смерть, искусство вечно течет, как река, то разливаясь спокойно, то прыгает через пороги, и Макса-то он ввел, чтобы не подумали, что он снова стремится к документальному описанию семейных событий.