Алексей Аполлонович зачарованно смотрел на работу двух машин. Уж очень споро и красиво шла работа. Рядом стоящий сосед-помещик Поздняков тоже не мог налюбоваться.
— Как-то по-богатому идет, — восхищенно сказал он.
— Пожалуй, надо воспользоваться сухим временем и нанять еще молотильщиков на пшеницу. Как ты думаешь?
— Да, надо торопиться. Куй железо, пока горячо, как говорится.
Но надежды на хорошую погоду не оправдались. Только Алексей Аполлонович нанял около ста мужиков с лошадьми, как погода круто переменилась. После теплых дней вдруг наступил ужасный холод с ветром. Обмолотить пшеницу не удалось. Алексей Аполлонович заторопился в Самару с подсолнышками. Очень не хотелось снова тащить с собой Лелю. Да он и сам не стремился уезжать из Сосновки в такую скверную погоду. Но не оставлять же его одного. Машины... Ночные работы... Нет, нельзя его оставлять, решил Алексей Аполлонович. Леля чуть не в слезы.
— Чудак ты, мы же маму можем встретить в Самаре. Сколько же можно в Киеве сидеть?
Только эта мысль утешила Алешу.
Поездка на этот раз была менее удачной. Подсолнушки уже упали в цене. Как ни держался Алексей Аполлонович за прежнюю цену, пришлось к концу дня продавать дешевле, чем в прошлый раз. Хорошо хоть Лелюшу отправил к Тейссам, где он и будет ночевать. На постоялом дворе, где остановился Алексей Аполлонович, ему не понравилось. Отогреваясь в кухмистерской пельменями, Алексей Аполлонович горько думал о своей нескладно сложившейся жизни; ни сна ни отдыха измученная душа не знает, а толку все нет. Вся выручка за подсолнушки уйдет за расплату за хозяйственные работы. Что дальше будет? Продаст урожай, расплатится с кредиторами, с рабочими... Но сколько еще финансовых неприятностей впереди. Мрачная тень богатея Шехобалова уже совсем распростерлась над Сосновкой. Приказчик его не зря приезжал. И еще горше стало на душе Алексея Аполлоновича.
По двум руслам
«Словоохотова сменил один из высланных марксистов, — вспоминал А. Н. Толстой зиму 1896/97 г. — Он прожил у нас зиму, скучал, занимаясь со мной алгеброй, глядел с тоской, как вертится жестяной вентилятор в окне, на принципиальные споры с вотчимом не слишком поддавался и весной уехал...»
Скучал эту зиму не только учитель. Скучал, конечно, и ученик, все время вспоминая своего доброго и милого Аркадия Ивановича Не смог пробудить новый учитель дремавшие творческие силы в юном Алеше Толстом. Одной строгости, к которой частенько прибегал учитель, было явно недостаточно для тринадцатилетнего мальчика, избалованного домашним воспитанием и обучением и не знавшего никаких наказаний и никаких ограничений. Вскоре в Сосновке убедились, что и новый учитель мало что дал ученику за зиму.
В мае 1897 года Александра Леонтьевна отвезла Алешу в Самару сдавать экзамены в четвертый класс Самарского реального училища. Дела в Сосновке не позволяли ей оставаться в Самаре, и она вскоре оставила Алешу одного готовиться к экзаменам. Присматривал за Алешей добрый знакомый Тимофей Иванович, но сердце болело у Александры Леонтьевны: выдержит ли экамены? 17 мая она писала сыну в Самару: «Дорогой мой Лелечек, вот как мне скучно без тебя в Сосновке, и сказать нельзя. Папа целый день на работе, а я сижу одна-одинешенька дома, шью на машинке и думаю о своем сыночке, что он, здоров ли, бережется ли, учится ли, как сдает экзамены? Поехала бы взглянуть на тебя, моя радость, да презренного металла нет. Может быть, на той неделе папа соберется с подсолнухами в Самару, взглянет на тебя и скажет мне, как ты там один поживаешь... Готовься изо всех сил, работай. Подумай, как хорошо будет отдохнуть, если выдержишь экзамены...»
Вскоре Алеша вернулся в Сосновку: по всем предметам с треском провалился. Надежды Александры Леонтьевны перебраться в Самару не осуществились. Придется теперь Алеше поступать в Сызранское реальное училище. Потянулись тоскливые дни.
Александра Леонтьевна сама взялась готовить Алешу к экзаменам. Не удалось в Самаре, удастся в Сызрани. Там спрашивают не так строго. Даже Левочка Комаров поступил в Сызрани в гимназию, а уж на что лодырь и невежда.