Алексей совсем не знал своего отца. И перенес смерть его без особых огорчений. Но теперь у него есть имя, известное далеко за пределами России, есть деньги, а значит, и спокойное будущее, которого будет, по крайней мере, вполне достаточно для окончания учебы в институте. И если раньше он как-то не всерьез относился к своему писательству, то именно в этом году, казалось бы, все переменилось.
Все эти семнадцать лет мать мечтала о том, что он будет писателем. Но все его «пробы пера» встречали ее неодобрительные оценки. Порой она впадала в отчаяние от неумелости сына, но снова и снова внушала ему, что может быть писателем. В школьные годы он много написал. И все это просто очень интересно как предметные уроки писательского ученичества.
За этот год, 1900-й, у Алексея Толстого появилось настоящее писательское увлечение —он пишет стихи, пробует себя в драматическом жанре, возвращается к прозе, создает несколько рассказов и повесть. Одно из его стихотворений заметно выделяется среди всего написанного им за этот год:
В конце февраля 1900 года Алексей начал писать рассказ «Мишка», в котором попытался изложить обычную деревенскую историю: «Он был влюблен. Не думайте, читатель, что это салонный молодой человек вперемежку вздыхающий и пьющий шампанское, или классик, бросивший на горе матери латинские спряжения, или поживший на свете холостяк, — это самый обыкновенный крестьянский мальчик Мишка, черномазый, веселый и беспечный». Мишка ехал за водой и дорогой вспоминал, как он вчера подошел к девкам и пригласил одну из них пошептаться, а она отказалась: куда, мол, тебе, шалопутному, со мной играть. Тяжело Мишуке вспоминать вчерашнее. Ничего не сделаешь, придется ему пойти в Утевку и купить гармошку у Сеньки Сидорова, получит с барина за работу и купит.
Мать задумала его женить. Трудно ей стало управляться и в поле, и по дому. Умер кормилец, осталась вдова с двумя малыми ребятишками. Мишка у барина в работниках, помогает, хорошо бы еще невестку привести в дом, тогда уж совсем хорошо. Да и после женитьбы Мишке как мужику стали бы давать больше жалованья, а он бы меньше стал тратиться на пустяки. Отказался Мишка жениться, но после этого все у него пошло кувырком. Пошел играть в орлянку с ребятами, а они не узнают его, спрашивают, почему у него нынче пятак все в сторону летит, точно он сроду в орел не играл. Мишка молчал, старался, но пятак падал все-таки не туда, куда нужно. Слова матери о женитьбе не выходили из его головы. Наконец замужняя сестра спрашивает его, сватать ли. Он согласен, но только Танюшу, ту самую, с которой он хотел пошептаться на игрищах, а она отказалась пойти с ним. А Дуньку, за которой более дают, он не хочет: «И даром не надо, просватаешь, со свету сживу». Сестра пошла решать Мишкину участь. «Что происходило в душе у Мишки, я не буду описывать, вернее всего, ничего не происходило, потому что человек он не такой был, чтобы о чем-нибудь долго думать, да притом барин приставил его к конюшне и надо было перечистить всех подряд жеребцов».
Небольшой рассказик, непритязательный по развитию событий, уже не говоря о его художественной форме, а все-таки уже что-то проклевывается здесь, намечается умение заинтересовать своих читателей судьбой своего героя, простота и естественность развития событий. Сказывается здесь и попытка индивидуализировать речь своих персонажей, то есть уже в этом рассказе чувствуется, что Алексей Толстой знает, к чему следует стремиться в своей литературной практике.
Рассказ о Мишке у него возник не случайно. Он много в это время читает романов, повестей, сборники поэтов, русских и западных, читает философские сочинения. И многое ему приходится не по душе, особенно всякие теоретические рассуждения о любви. В немецких романах, думал Алексей, любовь выставляется чем-то возвышенным, внечеловеческим, чистую любовь называют эстетикой, которую определяют по Канту как удовольствие без желаний. Как смешно все это и отвлеченно! Во всех этих рассуждениях естественные желания, волевые человеческие страсти отходят на второй план, а на первом месте — душа, которая ищет сродную душу, соединяется с ней, и это называется прекрасным, любовью. А половое влечение — страстью грубой, животной страстью. Ну и глупость же все это, как будто можно отделить одну от другой. По Гегелю получается, что истинно прекрасное есть только дух, душа, божество; красота же есть проявление духовного в чувственной форме. Ну скажите пожалуйста! Для чего такую простую житейскую вещь, как любовь, облекать в такие пышные, туманные формы, только лишь для того, чтобы градом трескучих слов, покрытых пеленой трансцендентальной философии, ошарашить слушателя и уверить его, что когда он, придя домой с попойки, обрюзглыми губами чмокнет в лоб свою сожительницу, то окажется, что этим самым произошло соединение душ, проявление божества в чувственной форме.