Неизвестно, сколько бы он искал свой кнут, если бы Алексей не сунул под козлы руку и не вытащил оттуда пропавший кнут.
— А это что? — сказал он сердито.
— И как он это туда попал, удивительно, а нам без кнута и жить нельзя, дождем его помочи.
Ямщик взобрался на козлы, ударил по лошаденкам, и тележка покатилась, мирно покачиваясь на ухабах лесной дороги. Ямщик покрикивал на лошадей, уличал то одну, то другую в хитрости, обращался к барину с различными замечаниями, но Алексею было не до того: на востоке всходило солнце, и он, тихо прижавшись к углу тележки, с затаенным дыханием смотрел, как постепенно оживала природа, как весело заискрилась роса на деревьях, цветах, траве, как разнообразнее и оживленнее стали голоса птиц. Какая красота! Улыбка не сходила с его лица. Он с любопытством смотрел на окружающий его мир, жадно вдыхая чуть дурманящий аромат лип и скошенной травы и слушая упоительные песни жаворонка, доносящиеся откуда-то из глубины неба. В эти минуты его жизни все окрасилось в розовый цвет. И даже лошаденки казались ему бодрыми и забавными, а ямщик веселым и добрым парнем. Скоро он увидит ее, ту, из-за которой столько ночей не спал. Скоро подъедет к тому заветному дому, где она с нетерпением ждет его, его любовь, его гордость. Стали все чаще и чаще попадаться телеги с мужиками и бабами. На некоторых полосках уже мелькали красные рубахи мужиков, мерно взмахивающих косами. Бабы еще не работали, пусть подсохнет, и они, собравшись в кружок, пели. Легкий утренний ветерок далеко разносил грустные, протяжные их песни. Сколько раз Алексей слушал русские народные песни, а почему-то только сегодня открылась ему их глубинная сущность.
Слушая песни, он смотрел вдаль. Постепенно открывалась перед ним деревня: сначала он увидел торчащие кверху шесты колодцев и скворечни, медленно плывущие в воздухе крылья мельницы, тонкие струйки сизого дымка над трубами, а потом показались и избы.
Ямщик с гиканьем ударил по лошадям, те дружно наддали ходу, и тележка весело затарахтела по деревенской улице. Алексей смотрел на прильнувшие к окнам любопытные лица стариков и детей, на маленького пузана-мальчонку с мочальным кнутом, перебегающего дорогу и выпученными глазенками смотрящего на проезжающих, на мелькнувший столб почтовой станции, на вывеску бакалейной лавочки, на мужика верхом на рыжей лошаденке, на околицу. Смотрел на все это привычное с детства, родное, и так сладостно и мучительно стало у него на душе, что казалось, сердце не выдержит.
Солнце стояло высоко на небе, а тележка все катила по пыльной дороге. Лошади устали, колокольчик еле-еле побрякивал, ямщик уныло сидел на облучке. Наконец они проехали еще одну деревню, въехали на плотину, проехали мельницу и подкатили к деревянному, окруженному душистыми тополями дому. Громким лаем их встретила целая свора собак. На крыльце показалось знакомое лицо. Ну слава богу, приехали, подумал Алексей и бросился обнимать своего самарского товарища Глеба. В этот миг он ему казался самым милым и дорогим существом на белом свете. Вышла мать Глеба.
— А, Алеша, вот не ожидали-то. Хорошо, что надумали, а мы с барышнями попеняли на вас, что, мол, забыл нас.
Алексей улыбнулся при мысли, что Софья Николаевна ничего не знает о причинах его приезда.
— Да так, взял да и надумал. Как у вас тут хорошо. Мне бы вот с дороги умыться, а то я видите какой грязный.
— Понятно, в таком виде не хотите барышням показываться. Ну, ну, идите вот сюда, в кабинет. Анисья, принесите воды барину.
Алексей вспомнил, как трогательно и нежно встретила его Юля, ради которой он приехал сюда. Потом все семейство Тресвятских собралось вокруг большого самовара и он рассказывал, как он ехал сюда. Рассказывал он живо, то и дело раздавался смех, только одна Юля не проронила ни одного слова, она сидела не поднимая глаз.
— Ну каков, так и знала, безалаберный вы человек, надо было проследить за ним, тогда бы и не плутали. — Софья Николаевна только для виду делала недовольное лицо, а в душе она была очень довольна приезду Алексея Толстого.
— Как же, меня ямщик в совершенно другое село завез, и знаете ли, пьяный, хоть выжми, мчит что есть духу, я ему говорю: «Дорогу знаешь?» — «Никак нет». — «Так какого же ты черта везешь?» — «А куда-нибудь доедем». —«Да ведь ты пьян». — «Никак нет, малость выпимши». А сам, знаете ли, чуть на козлах сидит, раза два картуз под колеса ронял. Заехали мы с ним в лес, темно, дорог пропасть, я ему велю поворачивать направо, а он знай себе прет налево, ну что с таким делать?
— А вы зачем пьяного-то брали?
— Торопился... Другого-то и не было, да я впопыхах и не рассматривал его.