— Не вопрос- ответил Корязин, переводя взгляд со своих ботинок на идущую процессию — Мить, вывези дрезину- Обратился он к молодому пареньку, который все это время подслушивал их разговор.
— Есть- ответил тот и побежал в сторону второго тоннеля.
Тот, второй тоннель, в который побежал Митя, не имел дверей или других проходов. Властям станции он служил как депо для дрезин, находящихся в распоряжении местного гарнизона, хотя конечно же все это не афишировалось, и из простых обывателей об этом депо знали лишь единицы, остальные просто судачили и мучались загадками и фантастическими сплетнями.
В этот момент Вася и Прохор уже подходили в воронку, ведя за собой уставшую группу.
— Я их не припомню чего-то, это кто вообще? — уставившись на расплывшегося в кривой улыбке Костю, недоуменно спросил Корязин.
— Сейчас, я тебе ты даже не поверишь какую тайну расскажу, только ты тс-с-с — приставляя палец к губам и чуть ли не смеясь, ответил Костя. — Мы не одни в метро. Кроме нас в подземке еще сорок тысяч спасшихся есть- проговорил он.
Ответом ему послужил безумно-удивленный взгляд и отвисшая челюсть главы блокпоста.
— Да ладно!? — только и смог выдавить он.
— Торжественно клянусь… — кладя руку на сердце и лучезарно улыбаясь, отозвался Костя. — А вот теперь представь мое удивление, когда я все это узнал- похлопав Корязина по плечу, сказал Костя. — Ну хоть одна хорошая новость.
Впереди всей группы шествовал Сержант, и, похоже он был единственный, кто хоть как то смог, и вообще пытался, скрывать свои эмоции.
— Они настоящие? Не плод моего воображения или некачественной дури? За Соколом, что, правда есть жизнь?! — тараторил Леха, сбагривший своего раненого одному из солдат. Его брат шел за ним, что-то бурчав себе под нос, а Соня просто шла, широко раскрыв глаза и поджав губы.
— Ладно. Тут посидим, через пятнадцать минут пойдем. У нас как-никак финишная прямая- распорядился Костя.
— И когда ты только успел встать во главе отряда? — буркнул Сержант, так, чтобы его услышал только Костя.
Раненого положили на подкатившую дрезину, а сами разложились прямо на полу перед постом.
— Ладно, пойдемте- вставая с мешков, сказал Костя.
— Вован и Митя с вами пойдут, раненого довезут, да и дрезину назад вернут- сказал на последок Корязин.
Нога все еще ныла, но передвигаться уже можно было. Группа сошла на пути и двинулась вперед.
Кинув последний взгляд на Корязина, Костя обнаружил, как старика со всех сторон облепили оставшиеся солдаты, а тот, разводя руками, лишь невнятно пытался им что то объяснить.
И снова дорога. Бесконечное полотно стальных рельс, бетонных сводов и деревянных шпал. Тонкая струйка воды текла под ногами, будто бы куда то спеша. И без того надоевший пейзаж тоннеля, навевал сейчас еще большее уныние. Костя понимал, что сейчас нужно держать себя в руках, что подумать он сможет, когда придет домой. Но под давлением усталости, боли и озлобленности он вскоре сломался. Он пустил через себя поток мыслей. И первое, что ему взбрело в голову — осознание того, что большинство тех, с кем он полжизни плечом к плечу защищал станцию от мутантов, делал вылазки на поверхность, сейчас мертвы. Все мертвы.
И пусть смерть, которая траурным маршем выхаживает рядом с каждым жителем любой станции, следя за ним и готовая в любой момент забрать его в свою обитель, сейчас обычное дело, но смерть столь многих, столь близких, в столь короткое время… Костя шел, машинально переставляя ноги, его сознание сейчас витало где-то за пределами тела. Даже боль в ноге будто бы отступилась, сжалившись над и без того сейчас терзаемым человеком. Но могло ли это хоть как-то помочь, когда боль моральная, словно огромный камень, привязанный в шее обреченного быть утопленным, тянула душу ко дну. Жесткие веревки, которыми этот булыжник крепится к нутру, жали, душили его, заставляя душу щемиться в горькой агонии, которая, казалось, не отступит, пока полностью не утопит в себе сознание.
Костя понимал, еще тогда, впервые оказавшись на Белорусской, что кто-то из его команды уже полег костями, и сейчас отошел, как говорит старшее поколение, «в лучший мир». Но не все же! Слова командира блокпоста до сих пор стучали в висках, ежесекундно напоминая о себе. «Вернулось только трое». «А Никита?!» вдруг вспыхнуло в сознании. «Вернулось только трое». У Кости ком встал в горле, а самого его бросало то в жар, то в холод. Он машинально попытался оттянуть воротник, так душивший его сейчас.
— Что с тобой? — спросила идущая рядом Соня.
— Ничего. Нога болит- молниеносно ответил Костя.
— Не ври. Ты плохо умеешь скрывать эмоции, так что когда ты врешь, у тебя на лице это сразу написано- не отступалась Соня.
«Костя, Костя, как же ты прост. Тебя раскусила даже жизнерадостная девочка» подумал он. — Я не хочу об этом разговаривать… — только и смог уклончиво ответить Костя — Извини.
— Ничего- понимающим тоном ответила девушка — С каждым случается. Все наладится, вот увидишь, что бы тебя сейчас не мучило — все наладится- добавила она ласковым шепотом.
Ее бездонные зеленые глаза не могли врать. Они успокаивали его, и на них хотелось смотреть до неприличия долго. Даже такая банальная фраза как «все наладится» звучала из ее уст убедительно, заставляя без оглядки верить в свою правоту.
Что-то мягко коснулось Костиной руки. Теплая Сонина кисть легла в Костину ладонь и вместе с теплом, по его жилам вверх потекла радость жизни, возвращалась будто бы после долгого отсутствия. Вернулась и боль. Костя даже был этому рад. Как там старик Игнат однажды сказал «боль твоя подруга, если ты ее чувствуешь, значит что ты все еще жив» хоть Костя и сомневался, что Игнат ее сам придумал, но все же сейчас не это было сейчас самое главное. Он жив, и пусть уж с ним будет боль, чем щемящая пустота внутри.
Впереди идущих замаячил свет. Лешка успел опустить шуточку по поводу своей любви к свету в конце тоннеля, все остальные же молча приободрились и с удвоенной силой двинулись вперед.
Речной вокзал. Ничуть не изменился, хоть и провел вне его стен Костя, казалось бы, самую настоящую вечность. Стены, система рассеивания света, палатки с едой, даже здания (последнее кстати повергло всех не местных участников группы в настоящий транс и праздник шока) — все то же, все так же, как и раньше. Отрываясь от своих дел, люди провожали их безумными взглядами, расступаясь, освобождали дорогу.
Раненого вскоре унесли на носилках вызванные из больницы медбратья, а остальная группа, провожаемая пристальными взглядами и тихими перешептываниями некоторых обывателей, направилась к зданию администрации.
Разговоры о зданиях не утихали внутри группы до самой администрации, все то и дело вставляли свою восхищенную реплику об этих каменных исполинах, казалось, что никто даже и не замечает столь пристальных и неудобных взглядов со стороны жителей станции.
— Нам к Печоркину- сказал Костя, подойдя к окошку с администраторшей.
Та, естественно зная о той вылазке, только и смогла, что указать рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. Костя поднялся по скрипучей лестнице, постучал в тонкую фанерную дверь, и, толкнув ее, вошел. Шумной (по большей части из-за Лешки) гурьбой, группа последовала а ним. Печоркина Костя застал сидящим за столом и попивающим что-то из граненого стакана.
— Здрасте- отвечая на еще пока ничего не успевший понять взгляд главы станции, сказал Костя.
— Здравствуй Костя… Костя?! — почти взвизгнул Печоркин.
Вслед за Костей на порог вошли и остальные участники группы.
— Это спасшиеся с других станций- отвечая на еще более удивленный взгляд начальника родной станции, сказал сталкер. По выражению лица Печоркина казалось, что он увидел толи свой страшный суд, толи, как минимум, приведение, причем выражение его глаз, так и намеревающихся выкатится из орбит, казалось, не собирается меняться в нормальную сторону.
— Как с других? — никак не в состоянии придти в себя, спросил Печоркин.