— …
— Почему ты на меня так смотришь? Только потому, что я уже пожилая синьора? Ты ошибаешься, думая, что секс — это прерогатива молодых. Это прерогатива человеческих созданий, и не надо их за это презирать. Ты разве презираешь кого-нибудь за то, что он голоден? В таком случае не смотри на меня с осуждением.
— …
— Наверное, ты считаешь, что я просто купила себе Рикардо, как говорится, тряхнула мошной. Что ж, так оно и было. Да, я не идеальна, но я не чувствую себя ни в чем виноватой? Но ведь Рикардо теперь волен делать все, что хочет, и я прекрасно знаю, что он именно это и делает… И все же я знаю, что по-своему он очень мне благодарен за то, что я предоставила ему такую возможность, и ты даже не представляешь, насколько мне это приятно осознавать… Я тебе уже говорила, что у меня нет детей, перед которыми я несла бы ответственность, у меня даже нет никого, кому бы я могла оставить Колле. В моей жизни осталась только я одна. Я и мои виноградники.
Я встал со своего кресла, подошел к донне Лавинии и поцеловал ее в щеку. Разумеется, такое недопустимо, но в деревне надо слушаться инстинктов, разве не она мне сама об этом сказала, и я почувствовал, что мне следует отреагировать именно таким образом. И на этом тема была закрыта.
Ужин продолжился серией деликатесов, которые Мена постаралась изготовить на славу: пекорино в грушевом соусе под брунелло, обваленные в муке каштаны со свежими помидорами, кабанье мясо с гороховой подливкой. Нашу трапезу мы начали с Cenerentola, продолжили под бароло. О да, бароло «Монфортино». Трудное вино, как я его называю, ибо мне сложно дать ему четкое определение.
— Что скажешь?
— Странное… кажется чуть терпким… Из меня, пожалуй, неважный дегустатор.
— Да нет, ты прав, именно поэтому я считаю, что это фантастическое вино. Строгое, неприступное, его сразу не поймешь. Как благородный человек, который не предает. Многие вина гораздо более просты и доступны, но частенько обманывают твои ожидания.
— Так что же должно быть у вина, чтобы оно запомнилось?
— Вина как люди: надо научиться в них разбираться. Можно, например, классифицировать вина по их общим, наиболее приятным, свойствам, и не принимать во внимание качества, по которым они реально отличаются друг от друга, хотя именно эти мелкие отличия могут нести очень много информации. Сейчас вино в мире все больше унифицируется. Я с этим не согласна, я хочу, чтобы мое вино могло рассказывать разные истории об этой земле, об этом солнце. Именно поэтому я решила восстанавливать круглый лист, виноград капризный, неоднородный, но ведь как раз из этого винограда и делается такое изысканное вино, как Cenerentola.
— …
— Даже если мои вина далеки от совершенства, это не так важно. По крайней мере, у каждого из них есть свои персональные свойства, своя душа. И не забывай еще, что хорошее вино получается только из хорошего винограда. Например, чтобы на свет появилась красивая женщина, требуется сочетание особых генов. Винодел может только усилить положительные качества винограда, но он не в силах скрыть его недостатки, особенно если они явные. Это все равно, что пытаться сделать из уродливой женщины хорошенькую, навешивая на нее всякие одежки и украшения… лучше не надо. Она станет от этого только еще более вульгарной, согласен?
Впервые я слушал донну Лавинию с таким вниманием, глотки бароло перемешивались со словами, связывая меня прочнейшими нитями с этой хрупкой женщиной, прятавшейся до этого под непробиваемой броней.
— Жаль, что ты уезжаешь, Леон.
— С чего вы взяли, что я уезжаю?
— Да так, знаю. Завтра вендемия заканчивается, погода заметно портится, ты возьмешься за ум, и я не сомневаюсь, что в Милане у тебя начнется более разумная жизнь.
— В самом деле в субботу вечером мне нужно быть в Сан-Морице. Моя девушка пригласила меня в «King’s», у ее сестры какой-то праздник, и я решил, что должен поехать. Я ей только что звонил, и она мне сказала…
— …
— Но знаете, я уверен, что скоро вернусь. Не знаю, это место вообще никак меня не касается, но, возможно, именно поэтому мне здесь так нравится.