Те несколько слов, которые дедушка посвятил этой усадьбе, меня поразили до глубины души. В этих словах было столько любви, сопоставимой разве что с его любовью к науке, к бабушке и (почему нет?) ко мне. Я неожиданно почувствовал отклик на мои чувства и симпатии, которые всегда считал пустыми, бесполезными и безответными. Дедушка, видимо, понял мои сокрытые от всех порывы. Как мне теперь сказать ему об этом? Как отблагодарить его? Цветочки на могилу отнести? Помолиться? Нет, это все как-то не по мне.
Озеро за окном казалось теперь намного дружелюбнее, хотя жалюзи хлопали на сквозняке.
— Знаешь, что делают аборигены, когда умирает родитель? Режут скот и раздают все его добро. Никто ничего не наследует, иначе те, у кого умирает богатый отец, закатывали бы пир горой.
— Хорошо, что мы не аборигены. Так или иначе, все сложилось удачно, Леон… Он в последнее время вообще впал в маразм, так что запросто мог все раздать своим больным, с него бы сталось.
— Пьерандреа, прошу тебя.
Мой отец вел себя как-то неуверенно. Скорее всего, он думал то же самое, что и мой брат, только не мог это открыто высказать, особенно в присутствии нотариуса Гэби. Похоже, несладко было папе, единственному прямому наследнику, выслушивать изъявления признательности в адрес клиники — о, вы должны были видеть радость в глазах профессора Дзакканья — и в мой адрес. Когда нотариус отметил, что донна Лавиния Каччьяконти, приглашенная на официальное оглашение завещания, вынуждена задержаться в Тоскане из-за неотложных проблем на виноградниках, папаша скорчил гримасу.
Реально для меня и для Пьера в данный момент основной проблемой были наши друзья. У всех на руках были билеты, которые брат разослал вместе с приглашениями — на реактивный лайнер, мы целый лайнер, блин, заказали — и до сих пор было непонятно, полетим ли мы отжигать на Ибицу или нет. Мама уже дала добро, а вот отец не говорил ни да, ни нет. И все же Пьер сумел подобраться по-кошачьи к отцу и вытянуть из него невнятное «ладно». Мы переглянулись с братом. Ура, праздник!
Нас ожидали целых три дня заслуженного восторга. Кому какое дело было до наследственных разборок? В конце концов, истинным наследством были дедовы слова, полные любви, да еще нечаянная улыбка фортуны — я теперь являлся обладателем предполагаемого Караваджо. Но если подумать, что за радость иметь дома этого как бы Караваджо? Сбагрить его Аните? Повесить рядышком с постером Человека-Паука? А может, лучше рядом с моим дипломом в рамочке? О, там бы он смотрелся. Настоящий диплом и поддельный шедевр, логическое завершение круга моих исканий, хотя, может быть, и не завершение, а только начало. Честно говоря, я и понятия не имел, кто такой был на самом деле этот Караваджо. Такой, может, средневековый гомик, рисовавший полуодетых мускулистых мальчиков, а в серединке — Христос сидит, в окошко глядит. Ну ладно, ради любви к дедушке я готов снести и это.
Я позвонил Дуке, своему любезному Дуке, и сказал, что через пару часов к нему заеду. Я должен был запастись кайфом на всех, и, как обычно, никто, кроме меня, об этом не заботился: Дука доверял только мне одному. Но сначала мне надо было заскочить домой, взять денежку, полтонны хватит, а потом — коксику, так, для поднятия ежевечернего тонуса, без фанатизма. Если не хватит боеприпасов, то на Ибице у нас свои пушеры, которые, едва нас заметив, мгновенно прилипали, как банный лист к заднице, так они ценили нашу компанию. Разумеется, я постараюсь держаться от них подальше, ведь там могут оказаться подруги Аниты — Звева или Бьянка, только бы не Мария Соле, — готовые меня пасти и фиксировать малейшие мои закидоны. Но я всегда был чудесным актером, так что с этой напастью уж как-нибудь справлюсь. Можно было бы сыграть по-хитрому и вообще отказаться от уик-энда, но Пьер очень уж меня упрашивал — еще бы, чуваку тридцатник исполняется, — да и, в конце-то концов, ничего нет плохого в том, чтобы съездить куда-нибудь развеяться, коли уж баба твоя решила какое-то время побыть одна, типа подумать. Ладно, пока ждем ответа, кто нам запрещает порезвиться?
В еще более прекрасное расположение духа меня привел звонок Беттеги. Он сообщил, что встречался с Анитой и так, слегка, намекнул ей о нашем с ним разговоре. По его словам, она восприняла все совершенно равнодушно, однако я почувствовал, что Анита развернула свой дальнобойный радар в мою сторону. Мест, по которым я крутился в Милане, было не так уж и много, совсем ничего. Все это уместилось бы в комнате на сто квадратных метров.