— проскочить через консьержа и постучаться в ее дверь с пробитой на хи-хи рожей.
Поскольку я был такой весь трусишка-зайка-серенький, то начал, разумеется, с написания SMS, составил их несколько, но мужественно не отправил, поскольку ни одно из них не казалось мне достаточно убедительным: не хватало какого-то окончательного штриха, чтобы это было действительно достойное послание. Бегать искать где-то цветочника — это идиотизм, по домофону названивать — а вдруг не она, а кто-нибудь еще подойдет, то же самое, если тук-тук в дверь. Я набрался мужества и выбрал вариант со звонком на домашний, потому что на такие звонки всегда отвечает Анита. Исходящий номер не высвечивается, ей интересно, кто бы это мог быть, она снимает трубку, я закуриваю, успокаиваюсь, в общем, вариант проходит. Я набрал ее номер два раза подряд, хотя мог спокойно «стрельнуть» из памяти, но мне необходимы были пара секунд для обкатки. Первый раз я просто хотел убедиться, проходят ли звонки. Я задрал голову, чтобы посмотреть, не выглянула ли Анита: если бы шла вторая серия какой-нибудь голливудщины, она обязательно бы это сделала.
Не выглянула. И в этот самый момент моему пьяному взору открылся знаменательный знак моей драмы: «гольф» Беттеги, припаркованный в нескольких метрах от меня. Сколько же виски я выдул, если сразу его не заметил?
Я подошел поближе, надеясь, что, может быть, это не его тачка. В конце концов, Милан полон всяких хабалок из Лондона: я заглянул через водительское окошко и распознал сумочку Аниты, оставленную на сиденье. Точно, ее. Это были они. Там, наверху. Вместе. Game over. Game over. Game over.
Я пнул что есть силы дверь подъезда — никто не услышал, кроме, быть может, консьержки, взвалил, в который раз, на плечи узел с горестями и поплелся к свое машине.
Ни слезинки на этот раз не выкатилось, я сел в тачку, разозленный своей наивностью, своей упертостью — как хотите, трактуйте — признак детского упрямства или, может быть, зрелой любви. Не уверен, что эти две вещи сильно друг от друга отличаются.
Я несся по проспекту, пару раз чуть не попав в аварию, я орал матом через опущенное окошко, и чувствовал, что мне конец. Я чуть-чуть пришел в себя на улице Санта-Маргарита, когда с визгом затормозил прямо у киоска Grom: я взял полкило малинового мороженого в ведерке и горький шоколад. Все это я сожрал тут же, на глазах мороженщика и изумленных прохожих. Два несовместимых вкуса анестезировали мою боль, по крайней мере, желудок мой как-то сумел это перенести.
Я прошелся до «Ла Скала», пошатываясь и порыгивая, а потом вернулся к своей «мадджолино», припаркованной неподалеку от дома моего daddy. К счастью, штрафных квиточков на ней не обнаружилось.
По большому счету я отсутствовал чуть менее часа, так что с моей стороны было даже весьма учтиво прибыть пораньше. В лифте я раздвинул губы в улыбке и попытался пригладить ладонями свой «горшок», правда, без особого успеха. Дверь мне открыла Зельда.
— Добрый вечер, инженер Леонардо…
— Дрр-й-е-чер, Зельда… Пааааа?
— Синьор, ваш отец ушел десять минут назад. Он просил передать вам, что на ужин не придет. У него срочное дело.
— Какое еще дело?
— Не знаю, синьор.
— КАКОЕ ДЕЛО?
— …
— ???
— Ну, он позвонил каким-то своим подругам, и одна из них пригласила его к себе, бедный синьор Джованни… ему было так плохо в последнее время.
— Понятно.
Я ушел, не попрощавшись. Разочарование было таким, будто ты опоздал на самолет, а тебе говорят, что, мол, можно успеть на чартер, только это в другом аэропорту. Неудивительно, что вскорости я уже закидывался в доме у Дуки. Дука, заложив пару грамм со мной впополаме, вдруг подкатил аки змей:
— Осталось-то всего три дозы… может, ширанемся?
— Сказочно, Дука.
Я вышел без каких-либо колебаний, добрался до ближайшей аптеки и громко потребовал два шприца для инъекции инсулина. Потом возвратился к разлагающемуся аристократу и протянул ему шприцы, как корсар, кидающий добычу в общак. Потом я видел, как он заливает в утюг воду, растворяет там ширево, перетягивает мне руку ремнем, заправляет шприц через фильтр от сигареты, а потом игла втыкается мне в вену. А потом я уже ничего не чувствовал.
18
Это ничего длилось с минуту, не больше.
Минута началась с того, что Мэрилин запела Happy Birthday to You, но вдруг ее резко оборвали. Я ощутил сердце где-то вне себя. Сердце пустилось в жуткий пляс, но не радуясь, а лишь безумно ускоряясь и ускоряясь. Раз-два-три-прекрати. А оно опять… Прекрати, остановись же, говорю я тебе. Сейчас досчитаю до десяти — и вот увидишь, оно остановится. Игра с фатумом. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль.