Выбрать главу

Донна Лавиния между тем рассказывала мне о своих дворянских корнях — предки ее были из Монтальчино, о своей юности, проведенной с родителями, о необоримой страсти к виноделию, вспыхнувшей в ней после окончания университета, о браке, которому противилась ее семья, о первых признаках отцовского порока, о первых карточных долгах, о первых закладных, о финансовых потерях, о ростовщиках, о пущенных с молотка имениях, о землях, которые таяли гектар за гектаром, пока наконец у нее не остались одна лишь эта последняя ферма в Трекуандо да еще два клочка земли в Монтальчино. Запущенные виноградники, вино, вкус которого год от года становился все более мерзким, сокровища, которые уходили, словно песок сквозь пальцы. Донна Лавиния рассказывала мне все это, а сама беспрестанно поправляла подушки у меня за спиной, чтобы мне сиделось поудобнее. Потом она пошла на кухню, я слышал, как она говорила с Меной, и вернулась в залу, неся тарелку, наполненную кусочками отменного овечьего сыра пекорино и бутылку барбареско Rio Sordo.

— Я не из тех виноделов, что пьют исключительно вино собственного производства, это же была бы просто тоска, верно? Хотя мои вина мне нравятся больше всего. Я всегда питала слабость к противоположностям, промежуточные решения меня не устраивают. Поэтому, с одной стороны, я обожаю строгие пьемонтские вина, такие изысканные, такие «французские». Ну, можно сравнить разве что с Gaja, к примеру. С другой стороны, меня радует солнце Сицилии: вина Pianeta, Donnafugata — это же просто жемчужины. А мое любимое — это «Тысяча и Одна Ночь»… Может, ты и не знаешь, но утро — самое подходящее время, чтобы почувствовать вкус вина.

— Почему?

— Потому что желудок почти пустой, а рот чистый. Если ты пьешь вино за обедом, после того, как уже съел и первое, и второе, тогда ты перегружен множеством посторонних вкусов. Так что попробуй это вино, а сыр пока не трогай. А потом уже можешь испробовать их сочетание.

Я старался делать все, как советовала она, и действительно, взболтав вино в бокале, я ощутил ноздрями непередаваемый ароматический букет. Донна Лавиния называла его неббиоло. А когда я отправил в рот кусочек пекорино, то вдруг понял, что эти барабанящие капли дождя — не случайны. Бокал за бокалом превращали скучный дидактический рассказ о жизни в увлекательную, страстную историю. Тем более что именно мой дед изменил судьбу этой женщины.

Дед появился в Колле как раз в тот момент, когда ее отец сливал остатки собственности за гроши очередному стервятнику. Дед влюбился в ферму (хотя, думаю, он прежде всего влюбился в синьору, не меньше ее мужа, надеюсь!) и решил приобрести усадьбу по разумной цене, поставив синьору на хозяйство бессменно.

— Он это сделал по велению сердца, а не головы.

— Он настолько был влюблен в вас?

— …

— Ой, простите, не обижайтесь. Про некоторые вещи достаточно просто знать, что они были. Все, что дедушка делал, не имело бы смысла, если бы им не двигала любовь, хоть немного.

— Не хочу об этом говорить. Могу лишь сказать, что его самой большой и истинной любовью была его клиника.

— …

— Ну как, хорошо идет, с пекорино? Я так просто голову теряю… Чувствуешь, как вкус меняется, чуть-чуть с кислинкой такой становится?

Я не врубился, с чего это я вдруг так захмелел. Я был в той фазе, когда откликаешься на любую улыбку или вопрос, отпуская тормоза. Казалось, время растворяется в глотках вина, рисуя новый для меня, незнакомый образ дедушки.

Да, несомненно, между ними была любовная связь, и моя мать об этом догадывалась, и мой отец, возможно, знал об этом наверняка. Чувство, которое никогда открыто не проявлялось — хотя о нем знали все — потому что донна Лавиния имела мужа, по крайней мере, то того драматического дня в конце октября.

— Твой дед и мой муж, оба любили охоту, и эта взаимная страсть к здешним лесам сделала их друзьями. Я чувствую, ты уже осуждаешь меня, хотя я тебе ничего и не рассказывала. Что бы ты ни думал, ты должен узнать, как все было. Прежде чем судить, ты должен сам оказаться в подобной ситуации. Почему истории, которые происходят с другими, кажутся нам такими очевидными? Ты себе никогда такой вопрос не задавал?