Она пришла брать очередной урок танцев.
30
Никогда не представлял, сколько радости может подарить мне солнце.
Такое радостное чувство у меня было всего один раз в жизни. Я помню, в Сан-Морице: мы поднимались на подъемнике, по канатной дороге, и отец впервые вдруг сел рядом со мной, а не с моим братом. То утро было таким солнечным, я даже помню тепло лучей на коже лица.
И вот то же самое бесстрастное солнце после двух поганых дней дарит мне благословение. Наконец-то возобновляется сбор винограда, наконец-то я смогу понять, привели ли два дня разлуки с Джулией к каким-либо позитивным изменениям, гормональным или чувственным. Я включил мобильник в надежде получить ответ Аниты, но, кроме весточки от Дуки, никаких посланий.
Я решил устроить легкий опохмелочный завтрак в остерии на площадке, в компании каких-нибудь американцев, пары немцев, или датчан, или голландцев — я никогда их не различал, — из тех, что намазывают масло на свои пресные ломтики хлеба. Выйдя из дома, я обнаружил бригаду сборщиков в полном составе у изгороди: там были Арольдо, обе Кесслерши, Сестилио, корсары и остальные, ни имен, ни лиц которых я не помнил. Я не сразу ее разглядел, но и Джулия среди них тоже была. Она зашнуровывала пару новых кроссовок, хотя все остальные сборщики были обуты в сапоги. Я поприветствовал всех, уже не протягивая руку, и неожиданно получил в ответ несколько улыбок, пару «добрый день, Грандукинчик» и даже одного «оболтуса». И еще (угадайте от кого?): «Смотрите, кто пришел!»
— Я думала о тебе как раз вчера вечером… Но мне так и не удалось найти серию «Дьяболик», о которой ты говорил… Поэтому я принесла тебе другой выпуск, он мне очень понравился: «Тайна скалы». Читал?
— Не-а, я ее потерял.
— Там вначале появляются двое мужчин… Я прямо даже испугалась.
— Спасибо, ты такая добрая. Как у тебя прошли эти дни? Я заходил в бар кофе попить, но тебя там не было.
— Я ездила в Сиену, надо было с моим парнем поговорить…
— …
— Леон, у тебя нет ботинок на толстой подошве? Увидишь, мы сегодня будем работать по колено в грязи… И потом, мне сказали, что виноградник, на который мы едем, самый ужасный, там полным-полно подпорок.
Мы шли в хвосте всей команды, и каждый в сумке нес свое добро. У меня были секатор, перчатки, ай-под и бутылка минералки, которую я стырил из буфета. Джинсы — самые тертые, рубаха — самая мятая, ноги — самые крепкие, сердце — самое бешеное. Я чувствовал взгляды, обращенные на нас, и радовался, что все видят, какая мы замечательная пара. Даже ее диалект мне теперь не казался таким уж ужасным, я практически привык к полному отсутствию «чи», из-за которого их язык воспринимался с трудом.
Ну да, Джулия, очевидно, съездила навестить своего парня на пару дней и убедилась: никакого сравнения не было, что мог предложить ей он, и что могу предложить я: дома, бассейны, шопинг, путешествия. Я бы отвез ее даже в Бразилию, если бы только она меня об этом попросила. Или на Аляску. Я бы восхищался ею, а она бы стеснялась летать первым классом, а я бы научил ее, как следует правильно держать вилку и нож. Я бы поил ее шампанским, заказывал бы ей землянику килограммами, чтобы она почувствовала себя как в кино. Я бы дал ей попробовать кокаин, но не часто, время от времени, во время занятий сексом. А потом мы бы с ней слетали в Нью-Йорк, единственный город, в котором я чувствую себя как дома. Я бы угостил ее бифштексом в Gallagher’s, хотя моя мать и утверждает, что это место для лохов, я бы заказал ей роскошный номер в Peninsula. А на Рождество я бы повез ее кататься на коньках в «Рокфеллер-центр», как тот толстяк в фильме She’s the One, я уж не помню, как его звали, Робби, или еще как-то там. Да, Джулия была бы счастлива со мной. Она бы спасла меня, а я спас бы ее.
Виноградник начинался сразу же за церквушкой, буквально в двух шагах от того места, где мы с кухаркой Меной развешивали простыни. Теперь же Мена за столом меня баловала, подкладывая кусочки пекорино перед каждым блюдом. Я стал вспоминать, сколько раз Маризелла так же заботливо обхаживала меня, особенно по утрам, когда я был с бодуна, а я только и знал, что гавкать на нее.
Очень уж беспокойные мысли, особенно когда таскаешь за собой ящик, одна Кесслерша сбоку, другая спереди, и ты неожиданно становишься персоной третьего сорта по шкале своей семьи. Не знаю зачем, но я начал врать, врать вдохновенно: будто мы живем в съемной четырехкомнатной квартире, прислуги у нас нет, а мои родители работают в кадастровом комитете (почему вдруг именно в кадастровом комитете, бог его знает, такой уж я выдумщик), а на сбор винограда я попал потому, что мне всегда нравилось работать на лоне природы. Не думаю, что они мне поверили, но говорил я исключительно ради того, чтобы Джулия меня услышала — она работала на соседней шпалере в паре со стариком Арольдо. Время от времени я оборачивался и видел обращенную ко мне улыбку, обращенные ко мне веснушки, обращенные на меня глаза всех сборщиков. Мои ноги утопали в грязи, и, когда я делал пару шагов, налипшая грязь волочилась за мной. Ягоды были белыми, с бронзовым оттенком, и собирать их было неимоверно сложно: гроздья прятались в сплетениях лозы, а листья порой были такие массивные, что продираться через них было весьма затруднительно.