Я решил обождать и перейти в контратаку, напустив на себя такой, знаете, наивно-простодушный вид, не забывая при этом про скользкие намеки, такая тактика всегда срабатывает. У женщин не должно возникнуть и тени сомнения, что ты слабак и не готов при удобном случае им впендюрить. Я откинулся на спинку стула, увеличив дистанцию и заставив таким образом Джулию чуть придвинуться ко мне, чтобы слушать. Я сделал вид, что меня ничуть не заботят ее амуры с десантником, который наверняка занимался спортом поболее моего и был, по ее описанию, действительно крутым парнем. Брунелло разбудило во мне чувство собственной неотразимости, типичный эффект после первых двух бокалов. Нетронутая бутылка с водой продолжала стоять на столе сиротливо и отчужденно, как ненужный атрибут многих трапез. Мобильник я решительно отключил, хотя Стефан заваливал меня, наверное, сейчас звонками и SMSками. Сегодня у меня иные приоритеты.
Я продолжал беседовать с Джулией, стараясь соблазнить ее. Я вычислял ее слабости и подстраивался под них. Она ожидала от меня обожания, а я не давал такого повода, сбивая ее с толку, хотя, по сути-то, было понятно, чего мы оба желаем добиться в финале.
Я, весь на понтах, потребовал счет и оставил чаевых еще на целый ужин, меня возбуждала возможность наконец-то пошвыряться деньгами. С той поры, как я появился в Колле, ужином меня все время кто-нибудь угощал, даже в Фонтеверде за все платила Анита. Что делать с деньгами, если тебе не дают никакой возможности даже достать их из бумажника?
Джулия внимательно наблюдала за моей расточительностью, но ей хватило такта не комментировать. Перед уходом она заглянула на минутку в туалет, может, проверить, все ли зубы на месте, и вернулась, порхая, словно бабочка.
Мне пора уже было определяться, где и как поцеловать ее, хотя подходы эти прорабатывать заранее не рекомендуется, иначе тебя ждет фиаско. Я подождал, пока Джулия усядется на переднем сиденье, поставил Surrender группы «Чип Трик» и решительно привлек ее к себе. Она отказала, с улыбкой, но отказала. Она мне отказала. Она мне отказала.
— Прости меня, Леон, я не понимаю.
— Что ты не понимаешь? Ты со мной кокетничаешь, записочки шлешь, типа Ева Кант, едешь со мной на ужин, без никого, а теперь говоришь мне, что, мол, не понимаешь? А мне чего прикажешь думать? Ты можешь объяснить?
— Ну, в общем, я не расположена… На данный момент я не готова пока броситься в непонятную авантюру. И еще, у меня не идет пока из головы мой парень, хотя история и подошла к концу… мне кажется. Ты мне нравишься, ты, правда, мне очень нравишься, но я хотела бы…
Я привлек ее и пытался поцеловать, а она, зараза, оттолкнула меня почти со злобой. Тогда я завел двигатель и больше с ней не разговаривал, больше того, я врубил музыку на полную громкость. Я себя чувствовал израненным и раздавленным, какой же я мудак, какая же она сука, а я хорош, попал, как тунец в сеть, нет, как треска, как муравей в паутину, как ключ в канализацию. Какого черта я вставал каждое утро в такую рань? Что, не мог допетрить, что это понапрасну угробленное время?
Что людям от тебя надо всего-навсего бабок да еще, чтобы ты их подвез, ну или там брюллики какие-нибудь, хотя Джулия никогда ни о чем подобном и не просила. Да, конечно, я отъехал на некоторое время с Анитой, так ведь и она уезжала заниматься сексом со своим воякой, даже еще раньше, чем я, так что квиты.
Увы, женщинам всегда необходимо найти себе поначалу оправдание, чтобы уж потом отдаться так, как им хочется. Пьер постоянно повторял мне эти наставления, но я не придавал им значения, под меня всегда стелились практически все, ну ладно, не все, неважно.
Джулия хранила молчание, да и говорить-то было невозможно, настолько оглушительно орала магнитола, и сидела, плотно сжав коленки, пока я вел автомобиль по дороге в Трекуанду. Я никогда не переносил такого рода шуток, и меня бы сильно обломала сейчас ее болтовня. Но она правильно делала, что сидела и молчала, напоминая рычащую собаку, и я мало-помалу начал соображать, что никто, кроме меня, не слышал, как она меня продинамила, никто не был свидетелем моего облома.
Джулия попросила высадить ее у садов, чтобы лишний раз не светиться ни на площади, ни у бара, где всегда было так много нескромных глаз. Я сидел весь черный от злости и тупо смотрел перед собой. И тут она взяла своими ручками мое лицо и повернула к себе. Это длилось всего лишь мгновение, я мотнул головой и вновь уставился на фонтанчик с питьевой водой у дороги.