— После развала Союза предприятие предоставлено само себе и вынуждено буквально выживать. Давно уже требуется реконструкция и оборудования, и управления. Да, есть проблемы с экологией. Но завод продолжает выполнять заказы, и военных это устраивает, а проблемы вполне решаемы, и комбинат это делает в меру средств и возможностей. С другой стороны — поддержка со стороны руководства Росатома практически стремится к нулю. Такое ощущение, что решили выжать все, что можно, и закрыть. Вот и дождались.
В России было 6 предприятий с таким профилем, осталось — 2. «Маяк» и СХК в Томске. Причем нужные производственные мощности СХК простаивали около 9 лет, а технологическая цепочка производства урана 96 % обогащения отсутствует вообще. Не говоря о том, что даже на действующем предприятии на подготовку квалифицированного рабочего уходит 3–5 лет.
Похоже, вопрос о том, справится или не справится СХК с заказами и когда, заботит наше правительство меньше всего. Если посмотреть еще на то, как реформируется наша армия, то выводы напрашиваются сами. Я не кликуша и не параноик, но все вышеизложенное говорит об атаке на ядерно-стратегические силы России…
Однако бедствия серийного производства — это только верхушка айсберга. На самом деле развал, начавшийся в 1990 году и продолжающийся поныне, нанес тяжелый удар по научной кузнице ядерного оружия, саровскому ВНИИ экспериментальной физики (ВНИИЭФ). А вот это действительно страшно…
— Ядерное оружие нуждается в постоянной доработке, в новых исследованиях, — рассказывает Саровец. — Я уж не говорю о постоянных работах по поддержанию сохранности накопленных боеприпасов. И здесь ключевая роль принадлежит ВНИИЭФ. А сегодня институт работает в режиме настоящего угасания. Де- факто разработки не ведутся. Вернее, ведутся на бумаге. Если из Кремля приезжает очередная Прекрасная маркиза, ей демонстрируют красивые плакаты. Но реальной цены этим чисто бумажным разработкам не знает никто. Мы не ведаем даже, какова истинная квалификация нынешних сорокалетних специалистов, работающих сейчас во ВНИИЭФ. Реальной проверкой работы раньше служили подземные испытания на двух полигонах: Семипалатинском и Новоземельском. Но с 1990 года они прекращены, и это сыграло самую разрушительную роль. Впрочем, процесс начал еще Горбачев…
— Давайте попробуем обрисовать этот процесс во времени…
— Давайте. До 1986-го все шло нормально. Затем нас стали выбивать из колеи вводимые Горбачевым моратории на испытания. Получалось так: США их проводили, а Кремль боролся за мир. Работу ВНИИЭФ стало лихорадить. Уже все сделано по планам, изделие готово к вывозу на полигон — и тут по звонку клерка из ЦК КПСС испытания отменяются. Но даже в этих условиях кое-какая работа шла: реальные подземные взрывы все же иногда совершались. А с 1990 года с ними покончили. Реальных испытаний не проводится до сих пор.
После 1991 года начался форменный развал. Работники ВНИИЭФ превратились в нищих. Чтобы хоть как-то спасти положение, тогдашний глава Минатома РФ Виктор Михайлов в 1993 году пошел на подписание знаменитой «урановой сделки». Ну, на поставку в США части оружейного урана, «разбавленного» в низкообогащенный уран. Конечно, это жутко унизительная сделка, наносящая огромный ущерб национальным интересам. Сегодня ее нужно прекращать. Но тогда, когда государственное финансирование стало мизерным, «урановые» деньги спасли ВНИИЭФ от полного развала, позволили вести работы хотя бы в тлеющем режиме.
Однако это не спасло от вялотекущего развала. С 1994 года на деньги американцев в Сарове открылся Межотраслевой научно-технический центр (МНТЦ), который должен был развивать конверсионные разработки, давая работу нашим специалистам по ядерным вооружениям. Чтобы, грубо говоря, они не уехали работать в Иран, Ирак, Китай или Индию. На деле МНТЦ стал катализатором разложения ВНИИЭФ. На Запад за копейки стали уходить уникальнейшие советские разработки и технологии — ведь ядерные боеприпасы требуют множества сопутствующих прорывных разработок. Получилось так: тот, кто попал в МНТЦ и получил американские гранты, стали зарабатывать в несколько раз больше тех, кто продолжал заниматься ядерными боеприпасами. Оружейники превратились в нищих «лузеров». Коллектив начал опасно расслаиваться и разлагаться. Молодежь с презрением отвернулась от ядерно-оружейного дела. Кому охота влачить бедное существование и работать на государство? Если можно к тридцати годам стать богачом, занимаясь «купи-про- дай», а на крайний случай — работать на американского дядю в МНТЦ?