Собственно практика началась со следующего дня. Утром, у здания клуба, нас собрал мичман Задорожный и начал, как он сказал, развод по позициям. Он повел нас в сторону от моря. Мы шли по заросшей травой железнодорожной колее. День был такой же ясный, как и вчера. Но утренняя прохлада заставила нас надеть выданные нам накануне форменки, хотя обязанность носить форму на студентов не распространялась. В треугольном разрезе на груди у многих виднелись тельняшки, в том числе и у меня. Хотя выданная нам форма была б/у (бывшая в употреблении), мы чувствовали себя в ней нарядно одетыми. Девчонки щеголяли матросской формой с особым изяществом.
Место было безлюдное. Вовсю заливались птицы.
То и дело под ногами попадались большие черные жуки. Все они ползли поперек колеи, по шпалам.
Когда кошка перебегает дорогу, понятно – быть неприятностям. А если жук? Я почти забыла о цели своего приезда и вся отдалась созерцанию природы.
Я – горожанка, в сельской местности бываю редко. Родни в деревне нет, на туристическую путевку или на юг дикарями поехать – денег не собрать.
Так мы с Юркой и кантовались все каникулы в городе. Единственная отрада многим – в трехдневный поход по Карельскому перешейку пойти.
На всем протяжении пути я не видела брошенных бутылок, пакетов, консервных банок. Всего того, что постоянно попадалось нам в наших походах. Мне впервые пришла в голову мысль, что мы в походе тоже оставляли после себя мусор. Но обычно я вместе со всеми возмущалась, когда мы не могли найти чистого места для нашей палатки. Лес, окружающий меня сейчас, был необыкновенно чистым, потому что здесь была запретная зона и сюда не заходили случайные люди. На откосе нагло мозолили нам глаза маслята и волнушки. Но собирать их было не с руки: в общежитие мы вернемся только к вечеру.
Лес внезапно закончился. Перед нами открылся широкий луг, на одной стороне которого возвышался красивый, зеленовато-фиолетовый холм почти правильной формы. Когда мы подошли ближе, я поняла, что фиолетовый окрас ему придали заросли иван-чая, полностью покрывающие его склоны.
Я восторженно дернула Тишку за рукав: смотри, какая красота. Но Тишка, как обычно, была молчалива, отчего и мне частенько приходилось разговаривать самой с собой. Наша группа караваном тянулась по шпалам. И мы, пятеро девчонок, замыкали шествие. Голова каравана, ведомого Задорожным, уже вплотную приблизилась к холму. Скоро подошли и мы, сбились в одну кучу. Оказалось, что в травянистом склоне холма были устроены железные ворота, задернутые пестро-зеленой маскировочной сеткой. В недрах холма размещался арсенал.
Вот так нетронутая природа!
Задорожный пояснил, что здесь находится хранилище торпед, и сейчас мы, опять предъявив часовому паспорта, по списку войдем внутрь.
Внутри красивой горы было жутковато. Пространство, похожее на туннель, освещалось тусклыми лампочками у потолка. Вдоль стен тянулись трехъярусные ряды стеллажей. В них, как на нарах, лежали длинные, отливающие холодным серебром торпеды. Я инстинктивно прижалась к Юрке, который был теперь рядом со мной.
– Не трусь, Петруша, – снисходительно сказал он, употребив мое прозвище, что делал не часто – только тогда, когда хотел подчеркнуть шутливый тон разговора. – Эти торпеды без взрывателей.
Они отдельно хранятся. Так что ничего опасного здесь нет.
Минутой позже об этом сообщил и мичман.
Мы прошествовали вдоль всего хранилища (оно было длиной метров сто) и вошли в полукруглую комнату, похожую на обычную кладовую. Здесь на металлических полках лежали какие-то патрубки, цилиндры и прочие железные штуки, которые мы все эти годы вычерчивали в техникуме. В середине помещения на просторном столе стопкой возвышались толстенные истрепанные альбомы – видимо, с документацией. Их листала молодая женщина в форме.
– Здесь у нас командует старшина Светлана Колокольцева, – представил хозяйку кладовой мичман.
Еще на территории части я заметила нескольких женщин-служащих. Вчера мичман Задорожный пояснил, что это девушки-контрактницы из разных краев Союза. В береговой службе они составляли едва ли не треть личного состава.
Светлана была русоволосой девушкой лет двадцати семи. Короткие пряди ее волос были зачесаны за уши и убраны под кокетливо сдвинутую набок пилотку. Военная форма – темная юбка, китель и черный галстук у ворота кремовой рубашки – придавала ей строгий, даже суровый вид. Старшина Колокольцева была неулыбчива и смотрела на нас настороженно.
– Колокольцева, привел тебе помощников. Отбирай людей, – отчеканил мичман.
Светлана хмуро окинула нас взглядом и уставилась на меня. Я резво выхватила из кармана вельветовых джинсов пачку сигарет и сунула цигарку в зубы. Затем прищурилась и, посасывая сигаретку, сделала вид, что достаю зажигалку. Оставаться в этом мрачном месте, да еще с такой мымрой, желания не было.
– Здесь курить запрещено! – почти взвизгнула старшина Колокольцева, опешив от моей наглости.
Мой маневр достиг цели: я отпугнула своим видом начальницу этого помещения. Ясно, что такая практикантка была ей ни к чему. Я послушно вынула сигарету изо рта и убрала ее назад, в пачку.
Тишка, несмотря на свой скромный вид, тоже не приглянулась Светлане. Верно, из-за своей невзрачной внешности показалась мало сообразительной. Колокольцева отобрала двух девочек из нашей пятерки и сообщила им, что они будут проводить инвентаризацию этого арсенала. Она похлопала по толстенным альбомам, сказав, что по ним надо сверять наличие боекомплекта. Я еще раз похвалила себя за сообразительность, избавившую меня от нудной работы. Слово-то какое: инвентаризация. И это называется морская романтика!
Во время нашего шествия по объектам решались сразу две задачи. Во-первых, получалась обзорная экскурсия по части. Во-вторых, нас расставляли по рабочим местам. Хотя при таком комбинированном подходе некоторые практиканты лишались части впечатлений. Но тратить на студентов много времени начальство не собиралось.
После того как наш караван уменьшился на две единицы, мы отправились в обратный путь. Мы снова вернулись в светлый праздничный мир. Но поросшая иван-чаем и травой гора уже не казалась прекрасной. Зловещая начинка холма не забывалась. Мы снова шли по шпалам заросшей колеи.
Некоторые все же отступали шаг-другой в сторону от рельсов, срывая маслята и подосиновики. Вечером мы будем праздновать начало практики, и грибы пойдут на жаркое.
Скоро мы вышли к морю и остановились у пирса. Здесь, цепляясь тросами за кнехты, швартовались небольшие катера и суденышки. Они безмятежно покачивались на прибрежных волнах. Вдали, на рейде, виднелись большие корабли, а чуть в стороне, высунув из воды спину, чернела подводная лодка.
От пирса навстречу нам шел офицер. Опять екнуло в груди: он, не он?
Он представился, я тотчас забыла его фамилию, как привычно забывала все ненужное. Он обращался только к парням. Сказал, что ему нужны сильные ребята для такелажных работ. «На несколько дней, – уточнил он, – для установки спецустройств в акватории». Я подтолкнула Юрку, он, как обычно, спал на ходу. Благодаря моей реакции Нежданов вместе с еще одним парнем попал в элитную группу, на корабль. Ребята должны были находиться на эсминце круглые сутки, чередуя вахты с отдыхом. Юрка был в восторге. Он поцеловал меня в щеку и отправился за офицером.
Задорожный повел похудевший караван дальше.
Мы подошли к трехэтажному зданию из светлого кирпича, стоящему прямо на берегу моря.
– Это наше научно-исследовательское подразделение, – сказал Задорожный. – Тут находится диспетчерский пульт проведения испытаний и лаборатории. Можете высказывать свои пожелания, где хотите работать. Постараемся учесть.
Кто-то сразу назвал профильные дисциплины, с которыми хотел бы ознакомиться на практике, но остальные помалкивали, не представляя толком, что их ждет.
– А вы не знаете, где работает офицер Островский? – решившись, спросила я.
– Валерий Валерьевич? Как же, прекрасно знаю, это мой начальник. Вы хотите к нему, в акустическую лабораторию? С удовольствием возьмем симпатичных девчат!