На юге под пологом этой тьмы бурлило и закипало горькое варево: Новый Халифат всё уверенней ощущал себя силой, имеющей право владеть и повелевать. Он посылал на все четыре стороны света военные отряды, а по их следам возвращались обратно невольничьи караваны: халифу нужно было много рабочих рук и много женщин для своих верных воинов, готовых умирать по его повелению, – женщин, чтобы рожать новых воинов взамен павших в завоевательных походах. Людей у халифа хватало в избытке, а боевую технику он получал изза океана, щедро расплачиваясь за неё нефтью, сочившейся изпод песков пустыни.
На востоке стояли во тьме тумены богдыхана, уже изведавшие вкус первых побед, узнавшие запах крови побеждённых и ласки пленённых наложниц. Они замерли на границах Сибирского княжества, остановленные баллистическими ракетами, дремлющими в пусковых шахтах, но были готовы вторгнуться в его пределы по первому слову владыки Поднебесной Империи, и никто не знал, когда это слово будет произнесено.
А на севере бились о скалы волны холодного океана, и скользили во тьме драккары викингов, чёрными во ронами кружившие над вожделенной добычей, сокрытой на его дне. Приполюсная нефть притягивала взоры неофеодальных властителей всех мастей и калибров – уверен был князь московский, что за эту холодную чёрную кровь земли скоро прольются потоки горячей алой крови: людской крови.
И Кощеем Бессмертным вставала за дальними океанами – хоть на запад иди, хоть на восток, – сверхкорпорация United Mankind, умывшаяся мёртвой водой шальных перестрелок в стиле Дикого Запада позапрошлого века, сопровождавших Обвал и отделение независимых Аляски, Техаса и Калифорнии, и жадно пившая ныне живую воду новой валютной системы, чтобы заново отрастить потерянные свои конечности и вернуть себе на веки вечные власть над изменившимся миром – вернуть старым проверенным способом.
В русских землях спали по деревенским избам, хатам и убогим городским квартирам чипизированные смерды, желавшие окончания великой смуты, – они хотели спокойно жить, любить и растить детей, не вздрагивая при стуке в дверь, не боясь выходить на улицу и не всматриваясь тревожно в дым на горизонте, гадая, что это за очередная напасть. Они верили своему князю – пока ещё верили, – но терпение людское небезгранично, и мог придти такой час, когда покажется простому люду: да пусть лучше будет кто угодно, хоть чёрт с дьяволом, но только не опостылевший властитель, так и не сумевший ничего сделать, чтобы избыть маяту лихолетья.
Люди нисколько не изменились, думал князь Василий. Не стало законов, и вылезло наружу дикое нутро, скрытое до поры до времени. Цивилизация оказалась сладким сном, и пробуждение было жестоким. "Варварство – это естественное состояние человечества" (так, кажется, считал Роберт Говард, воспевавший силу меча?). Я правлю жёсткой рукой, и меня уважают и боятся. А что делать? "Только проливая время от времени кровь, можно удержать гордых кукуанов в повиновении" (как ни странно, но курсант военного училища Василий Темницкий любил читать – это было давно, – и Райдер Хаггард был одним из любимых его писателей). Русь надо объединять, но объединять её силой означает войну, и войну жестокую – многие князья спят и видят себя на царском троне. Значит, будем вести переговоры, будем искать компромисс – например, чтото вроде федерации независимых княжеств. Хотя это уже было, и результат плачевен… Но всё равно: надо собирать съезд князей, и начинать надо с князя Михаила Сибирского – тюменский владыка могущественен и норовом крут. Слово за дипломатией – не посылать же мне в Сибирь нового Ермака Тимофеевича с ядерной бомбой наперевес.
Усмехнувшись этой последней своей мысли, князь отошёл от окна и сел за рабочий стол. Ему нужно было многое ещё обдумать, чтобы иметь для князей готовые предложения, и он привык работать по ночам.
Высотное здание правительства Свердловской области в Екатеринбурге, именуемое в просторечии "Белым домом", со всех сторон окружали танки и бронемашины, а в небе над ним, рокоча, патрулировали боевые вертолёты, покачивая оружейными подвесками. И это был только внутренний слой охраны: по всей Сибири и европейской части бывшей России замерли на боевых постах расчёты зенитноракетных комплексов, не отрывавшие глаз от радарных экранов, и пилоты истребителейперехватчиков дежурили в кабинах своих машин, готовых к вылету. Такая предосторожность была совсем нелишней: на съезд собрались все самые влиятельные русские князья – какой соблазн для того же богдыхана обезглавить Русь однимединственным ядерным ударом. Конечно, время и место съезда держалось в секрете, однако на этот счёт ни у кого из князейбояр не было ни малейших иллюзий – шило в мешке не утаишь, особенно шило такого размера.
Коекто из удельных властителей на съезд не прибыл, коекто предпочёл виртуальное присутствие реальному, но все самые могущественные князья были здесь вместе со своими ближними вассалами – необходимость скорейшей интеграции отчётливо понимал не только Василий Тёмный. Были здесь северный князь Александр Холодный ("хозяин морей", как его называли), располагавший мощным атомным флотом, усиленным камчатскими субмаринами и пребывавшим в полной готовности, и молодой питерский князь Владимир Владиславович, занявший место отца, погибшего на Чудском озере. Эти двое держались на особицу, а все прочие "военные вожди", числом до двухсот, группировались вокруг двух центров силы, коими являлись московский и сибирский князья. Михаила Могучего поддерживали омский, новосибирский, алтайский и прочие князья необъятной Сибири, а Василий Тёмный привёл под свою руку нижегородского, ярославского, волжского и других князей"европейцев". Уральский хребет служил своеобразным водоразделом между Сибирью и Московией, и никому из князей, по большому счёту, не хотелось, чтобы он стал "горячей границей". Необходимость тесного союза (а ещё лучше – объединения) была очевидной: закавыка было только в том, под чьей рукой состоится это объединение: кто и чем должен поступиться ради общего блага.
Взвешенную и рассудительную речь Василия Тёмного слушали внимательно, кивали головами, но ухмылка на широком лице "хозяина нефти" говорила сама за себя: мол, всё так, всё верно, но кто же всётаки будет править объединённой Русью – я или ты? И Михаил, дослушав до конца князя Василия, встал и заявил без обиняков:
– Объединяться нужно, спору нет, – врагов у нас хватает с лихвой, а сказочку про прутья веника все мы знаем. И судьба Приморского и Камчатского княжеств ведома всем – урок наглядный. Вопрос один: кто из нас станет царём русским. Давайте не будет ходить вокруг да около: реальных кандидатов на трон государя всея Руси только двое – я да вот он, Василийкнязь, властитель московский.
– А меня ты, значит, в счёт не берёшь? – холодно уточнил Александр.
– Флот у тебя сильный, спору нет, и оружие атомное тоже имеется. Но, – Михаил пренебрежительно махнул рукой, – не равен ты по силе ни мне, ни ему, – он кивнул на князя Василия, с интересом слушавшего их. – Без наших заводов и научных лабораторий весь твой флот лет через пять встанет на прикол, а потом и вовсе заржавеет. И даже вдвоём с князем питерским вам не сравнятся ни со мной, ни с Москвой – сам посчитай да прикинь.
Лицо Владимира гневно вспыхнуло, но он, обменявшись с Александром взглядами, промолчал.
– Я предлагаю так, – продолжал Михаил, не обращая внимания на молодого князя. – Выкликать будем: кто из нас двоих больше голосов соберёт, тому и быть царём.
Среди вассальных князей поднялся одобрительный ропот.
– Решил поиграть в демократию, Михаилкнязь? – с иронией произнёс Василий. – Может, давай тогда предвыборную кампанию устроим на всю Русь великую, да чёрный пиар запустим, да ещё компромат друг на друга добудем – покажем народу видеозапись, где ты или я тешимся в бане со срамными девками, тото смерды порадуются. А если будем считать только голоса наших с тобой вассалов, то выйдет почти поровну – ничья. И что нам с тобой дальше делать? Северян да питерцев перетягивать к себе мытьём да катаньем – чья возьмёт?