Но русские полки шли на запад, и гнала их туда обида за родную землю, а не палки генералов, и уж тем более не пресловутые «заградотряды НКВД».
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ВПЕРЕДИ – ГРАНИЦА
Девятнадцатая гвардейская механизированная бригада шла на запад по зимнему снегу, хрустевшему под колесами тягачей как сухой валежник. Мост через реку Соб уцелел, он оказался крепким, но без перил, и подходы к нему обледенели. Карабкавшаяся на мост «тридцатьчетверка» поскользнулась и, перевернувшись, ухнула в воду башней вниз, шевеля гусеницами, как шевелит лапками жук, опрокинутый на спину.
– Водителям – соблюдать осторожность! – передал по колонне капитан Власенко. – А то купаться вроде как еще рановато. Но и не мешкать, – добавил он, поглядывая в хмурое зимнее небо, – а то заявятся гости незваные.
Комдив, что называется, накаркал. Откуда ни возьмись, выскочила пара «фоккеров» и атаковала танки, шедшие впереди. Павел уже ожидал увидеть горящие машины – горькое зрелище, столько раз виденное им в тяжелом сорок втором, – но не тутто было. Зенитчики не сплоховали и встретили немцев дружным огнем. Один истребитель загорелся и врезался в берег, второй, образумившись, вильнул в сторону и скрылся.
Перейдя реку, дивизион на малом газу двинулся к деревне Фердинандовка, готовый в любую минуту развернуться и поддержать огнем шедшие впереди танки.
Не понадобилось – село взяли без боя. Железнодорожная станция Фердинандовка была связана с Винницей и Жмеринкой, и почти одновременно с появлением на перроне советских солдат туда подкатил немецкий санитарный эшелон. Краткий, но содержательный диалог танка с паровозом для последнего кончился печально: паровоз, подбитый первым же выстрелом танкового орудия, встал как вкопанный, жалобно свистя паром, вырывавшимся из его простреленного железного брюха. Поезд шел к фронту и оказался пустым – в его вагонах находились только врачи и с десяток немецких тыловых чинов, – зато в хвосте состава были прицеплены несколько вагонов со скотом, птицей и продуктами. Лакомый кусочек вызвал у бойцов живейший интерес, и Дементьеву (пока Власенко разбирался с пленными) пришлось ставить у вагонов охрану: делить трофеи было некогда – немцы в любой момент могли контратаковать.
Развернув одну батарею на винницкое направление, Павел с несколькими бойцами обшарил всю станцию. В здании вокзала их явно не ждали – немецкий персонал спокойно продолжал заниматься своим делом (но руки поднял очень дисциплинированно). Попытку «сопротивления» попробовал оказать только начальник станции: он рявкнул чтото грозное, когда Дементьев без стука распахнул дверь в его кабинет. Тем не менее, кровопролития не последовало: увидев звездочки на ушанках и ППШ, взятые наизготовку, немец сбледнул с лица и сдался без боя.
Обстановка оставалась неясной. Впереди, за деревней, шел бой, и Власенко приказал разгрузить вагоны, скот отогнать в тыл, а продукты разделить между батареями и раздать местному населению.
Когда Дементьев, проверив готовность батарей к обороне, вернулся к захваченному эшелону, там уже шла веселая суета. Солдаты облепили вагоны, словно муравьи толстую гусеницу, сдуру заползшую в муравейник. Из продуктового вагона они вытащили несколько ящиков с керамическими бутылками. Бутылки были украшены витиеватыми этикетками и содержали темную жидкость неизвестного назначения. Жидкость пахла приятно, но смущала керамическая тара, а знатоков немецкого языка среди солдат не водилось.
– Может, это средство от вшей, – предположил один из бойцов, – санитарный эшелон всетаки. Выпьешь – и волосы вылезут на всех местах. Или вообще яд какойнибудь…
– А пахнет вкусно, – заметил другой, принюхиваясь к раскупоренной бутыли.
– Надо смочить кусок хлеба и дать собаке – вот и проверим!
– А где ты собаку возьмешь? Они от стрельбы попрятались все кто куда!
Последователь академика Павлова сконфуженно умолк и поскреб затылок – бросить или вылить ароматное зелье рука не поднималась.
Дегустатор нашелся – им оказался пожилой усатый солдатпехотинец с обветренным лицом, неопровержимо свидетельствовавшим о том, что за свою жизнь «доброволец» беспощадно «приговорил» не одну бутылку спиртного. Он долго принюхивался, осторожно попробовал зелье кончиком языка, а потом глубоко вздохнул и заявил:
– Эх, была не была! Пострадаю за общество! Ежели что, отпишите родным – погиб, мол, за Родину! Геройски! – солдат внушительно поднял палец.
Сделав это свое патетическое устное завещание, пехотинец наполнил таинственным снадобьем алюминиевую кружку и поднес ее к губам. Наверно, ни один цирковой номер не вызывал у зрителей столько эмоций – за процессом дегустации напряженно следило человек тридцать. Солдат покачнулся, и ктото охнул, ожидая, что «страдалец за общество» вотвот рухнет бездыханным. Но вынос тела не состоялся – осушив кружку, усатый обвел публику повеселевшим взглядом.
– Ну, как она, зараза? – нетерпеливо спросили его.
– Не понял, налейте еще! – прогундосил «страдалец».
Опорожнив вторую кружку, боец счел эксперимент законченным, вытер усы и выдал заключение: «Годится!».
После этого дегустация приняла массовый характер. Распробовав душистый напиток – это оказался бальзам, который добавляют в чай или кофе, – солдаты быстро растащили все бутылки по мешкам и карманам: непрекращавшаяся канонада на западе не располагала к немедленному застолью.
По приказанию Дементьева его штабная братия приняла посильное участие в дележке трофеев. Писаря четко справились с поставленной задачей: только они погрузили в крытый штабной вездеход последний ящик с консервами, как раздался зычный голос Власенко:
– Кончай барахолить! По машинам!
Дивизион быстро выстроился в походную колонну и двинулся дальше.
* * *
К утру колонна достигла большого винницкого села Байраковка. Село еще спало – даже собаки не лаяли. Шум моторов разбудил спящих – от домов потянуло печным дымком, у колодцев появились женщины с ведрами. Одна из них остановилась у машины Дементьева и стала рассматривать незнакомую форму – ее явно смущали погоны. Павел открыл дверцу и вышел из вездехода.
– Здравствуйте, мамаша!
– Здравствуйте, – ответила она, ощупывая его взглядом. – Вы кто – бандеровцы?
– С чего вы взяли? Русские мы, Красная Армия! Звездочки видите?
– Партизаны?
– Да нет же, армия. Регулярная Красная Армия – наступаем, гоним немцев восвояси!
– Красная Армия… – эхом отозвалась женщина. – Пришли… Наконецто… Сынки…
Женщину словно подменили – порывисто обняв Павла, она тут же кинулась будить спавших соседей. Захлопали двери и калитки, и хозяйки в расшитых кожушках, валенках и цветастых платках понесли к машинам домашнюю снедь: сало, хлеб, колбасу, корзинки с яблоками. Звучал смех, и русская речь мешалась с украинской – русские встречали русских.
Женщина, первой встретившая в центре села колонну дивизиона, вернулась с двумя ведрами аппетитных сочных яблок и бутылью самогона.
– Примите, сынки, – сказал она, – как уважение наше.
Яблоки, несмотря на зимнее время, источали душистый аромат. Фрукты Павел взял охотно, а от самогона начал отнекиваться – это, мол, нам ни к чему.
– Товарищ капитан! – взмолился водитель. – Зачем обижать человека, она же ведь от души! А если к нам гости приедут – чем угощать будем? Давайте вашу бутылочку, мамаша.
Павел усмехнулся, и трехлитровая «бутылочка» – четверть самогона – мигом исчезла в объемистом багажнике штабного вездехода.
Пора было трогаться в путь, но заправщики запаздывали, и артиллеристам пришлось задержаться в гостеприимном селе. Выставив боевое охранение, Дементьев с политруком и несколькими бойцами прошел по селу. Заглянули в местную управу – полицейских давно и след простыл, только валялись на столе брошенные впопыхах бумажки, и висел на стене над столом начальника полиции портрет Гитлера. Один из разведчиков вскинул автомат и прошил портрет очередью – только осколки стеклянные брызнули. Стоявший в углу сейф вскрыли с помощью толовой шашки – там оказались документы и немного денег: немецкие марки и советские рубли. Комиссар углубился в изучение бумаг, деликатно «не заметив», как деньги быстро разошлись по карманам бойцов. Впрочем, их в сейфе и былото всего ничего.