— Алло.
— Василиса, это я. Здравствуй! Как дела?
— Нормально, Сереж. Ты права получил?
— Какая шустрая! — рассмеялся Сергей. — Я еще вождение не сдал.
— Режут?
— Еще как!
— А получишь права — покатаешь?
— Моя машина — твоя машина. Мы завсегда к вам с почтением, Василиса Егоровна.
— То-то же, тружеников пера уважать надо, — заважничала «сценаристка».
— Василиса… — Он замолчал в нерешительности.
— Да, Сережа, я слушаю. Ты что хотел сказать?
— Да нет, ничего, — передумал он, — потом. Есть одна идея, рано пока говорить. Но если получится, пойду в церковь, свечку поставлю.
— Ты же медик, Яблоков! — удивилась Васса. — А стало быть, атеист до мозга костей. Ты людей резал, разве видел ты у них душу?
— Одно другому не мешает, — резонно возразил «атеист». — Душа — штука не материальная. Ее руками не потрогаешь. Тебе помощь моя не нужна?
— Помощь — нет, дорогой профессор. А вот голос — да. Звони. Я всегда рада тебя слышать.
— Правда? — обрадовался профессор.
— Чтоб мне сдохнуть! — вырвалась у Вассы детская клятва. — Ой! — Она в ужасе зажала себе рот рукой.
— Жить долго будешь! — уверенно сказал Сергей. — А сейчас, прости, обход через минуту. Нехорошо задерживать коллег, уж о больных и не говорю.
— Молодец! Ответственный, — похвалила она доктора Яблокова. — Удачи тебе!
— Взаимно. Вечером позвоню.
Васса положила трубку и откинулась на спинку стула. Черт, устала. Как часто и как быстро стала уставать. Вспомнились вдруг гадалкины слова: «Ешь, пей, люби — ничего не бойся!» Чертова колдунья! Теперь-то понятно, что она имела в виду.
— У-ф-ф! Сверка началась?
В комнату ввалилась Раиса, обвешанная пакетами и сумками. Васса молча кивнула, лениво удивившись, для кого такое количество продуктов — Будникова жила одна.
— Какую сверяют? — спросила любительница поесть, деловито забивая пакетами шкаф для верхней одежды.
— Еще успеешь отдышаться — «Орбиту-2». А ты в честь чего так сияешь? — вяло поинтересовалась Васса.
— Ой, Поволоцкая, я сегодня с шести утра на ногах — запрограммировала себя сдуру на эту рань! — охотно включилась в диалог Раиса. — Просыпаться не хотелось — страсть! Но ты же знаешь мои чертовы часы — звенят в башке и звенят, колготятся дюжиной чертей, черт бы их побрал!
— Не чертыхайся, — лениво откликнулась на дюжину чертей» Василиса.
«Часы» Будниковой являлись предметом всеобщей зависти, они были вмонтированы в ее голову самой природой, с рождения, и будили свою хозяйку в любое нужное ей время суток все тридцать с хвостиком лет. Васса, правда, подозревала, что «хвостик» растянулся годков на десять, но это неважно, не нужные никому детали. Зато на будильниках за свою жизнь Будникова сэкономила немало. А вот за собственную уникальность все же заплатила — кличкой «Будильник», прилипшей с детства намертво.
— Извини, не буду. — Теперь Будильник крутилась перед зеркалом с расческой. — Но зато я достала потрясающую книжку — «Жизнь после жизни» Моуди! Вот уж точно: кто рано встает — тому Бог дает. — Она полила расческу водой из стакана — верное средство антистатики для волос, особенно редких. — Ой, Поволоцкая, это сенсация! Представляешь, я никогда еще не встречала реальное подтверждение тому, что есть жизнь после смерти. А здесь описываются конкретные случаи, когда люди в состоянии клинической смерти попадали в другую жизнь, видели яркий свет — ну и все такое. Я-то сама еще не читала, только слышала об этой книге. Если хочешь, прочитаю — потом дам тебе.
— К загробной жизни готовишь? — усмехнулась Васса. — Так я не верю в эту чушь.
Будильник отняла мокрую расческу от жиденьких кудрей и укоризненно посмотрела на Вассу:
— Поволоцкая, с тобой иногда трудно разговаривать. Я же без всяких задних мыслей предложила, просто очень интересная книга.
— Вторая программа, на сверку! — В комнату заглянул Эльдар, новый редактор, пришедший к ним неделю назад из АПН[24].
— Извини. Не обижайся, — пробормотала Васса и, подхватив микрофонные папки и рабочую газету, поплелась на сверку.
А ей надо следить за собой, людей обижать — резона никакого, никто не виноват в ее состоянии. И уж тем более, безобидная Будильник, помешанная на всей этой мистической ерунде. Вассе вообще очень не нравилась в себе новая черта — раздражение, которое она испытывала к людям, с восторгом принимавшим любую мелочь: книгу, тряпку, повышение зарплаты. «У меня меняется психика, — решила она, — я потихоньку отстраняюсь от здешнего мира и его суеты. И это — самый верный признак того, что я обречена».