— Конечно, ты — к школе, а я — к работе.
После завтрака она выпроводила Настю в школу и на ходу застегивая дубленку, набрала Агаткин номер.
— Алло, привет, Некачаева! Ты готова?
— А что, уже идем? — испугалась Агата.
— Да нет же, не пугайся, моя дорогая, — успокоила впечатлительную поэтессу, по совместительству «училку» и свою подругу, Лариса. — Просто я тебя знаю, творческая моя. Ты не вздумай опаздывать, эфир прямой, ждать никто не будет. Учти!
— Ага! — с готовностью согласилась обласканная музами. — Не опоздаю. В шестнадцать как штык. — И пожаловалась незнамо кому: — Талант всяк обидеть норовит. А мы, между прочим, такие же, как и вы, только чувствительные очень и ранимые.
— Ладно, ранимая, пока! — рассмеялась Лариса. — А то я из-за тебя опоздаю. Все, в четыре топчись внизу у телефонов. Пока!
— Подожди, Ларка, а…
Но она уже не слушала: Агатка, если ее не остановить, могла трепаться по телефону часами, а время не ждет. Дела заграбастали сегодняшний день по горлышко. С утра — редсовет, где они с Мутотой подают заявку на новую передачу, потом — сдача программы, затем мало отсмотреть и закодировать отснятый позавчера материал, в четыре отвести Агатку к Тонечке — та расскажет зрителям о поэтическом призвании Агаты Луговой (хм!), а вечером — кровь из носу — обещала заскочить к Вассе — все, дня нет. «О, черт! Куда же подевался этот чертов ключ? Вечно в последнюю минуту что-то случается!» Лариса заметалась по квартире в поисках пропавшего ключа. «Вот он, слава Богу, нашелся!» И тут опять зазвонил телефон. «Кого это еще черти несут? Точно ведь опоздаю, придется машину ловить». Она схватила трубку, отметив, что частенько стала чертыхаться. Надо бы освобождаться от этого мусора.
— Алло!
— Здравствуй, это я.
Лара медленно опустилась в кресло, вцепившись рукой в бархатистую ткань.
— Ты меня слышишь?
— Да. Здравствуй.
— Нам надо увидеться.
— Хорошо.
— Ты свободна сегодня вечером?
— Не совсем.
— Что это значит?
— Не раньше восьми. И у меня максимум три часа.
— В восемь я жду тебя у центрального входа.
— Нет, меня там не будет. Подъезжай лучше… — И она назвала адрес Вассы, у которой все-таки не могла сегодня не быть. — Я буду ждать тебя там.
— Все. До восьми. — Из трубки донеслись короткие гудки.
Она медленно закрыла дверь, спустилась в лифте, механически — роботом — подняла, стоя на обочине, руку, остановила такси и поехала на работу.
Почему так стучит в голове? Лара откинулась на спинку заднего сиденья и закрыла глаза. Почему так пульсирует кровь и дрожат руки? Почему?! Она что, наивна и слепа? Год — ни звонка, ни письма, ни звука, ни слова. Двенадцать месяцев она пыталась выстроить вокруг себя крепость, сотворить броню, вырыть ров. И вот сейчас эта крепость рухнула, пробилась броня, а она барахтается во рву, жалкая и беспомощная. Одного звука низкого хрипловатого голоса оказалось достаточно, чтобы разрушить все защитные укрепления, которые с таким трудом возводила долгие триста шестьдесят дней. Чтобы выжить, чтобы не сломаться и сохранить себя. И вот сейчас все полетело к черту. После сухого краткого телефонного разговора все вернулось на круги своя, встало на голову, опрокинуло вверх тормашками понятия и представления о собственной лиши Нель ничего же хорошего ее не ждет! Неужели можно поверить в то, что ради нее он пожертвует своей карьерой? Семьей?
И зачем ей такая жертва?
— Девушка, приехали. Телецентр.
Она открыла глаза.
— Да, спасибо.
Расплатившись, Лариса вышла из машины и поспешила к знакомому входу.
— Ларочка, — окликнул ее сзади сладкий женский голос, — доброе утро!
Она повернула голову. «О черт, Баланда! Сто лет ее не видела — и как «вовремя». Ну как тут не чертыхаться?»
— Доброе утро, Тамара.
— Сто лет не виделись! — Баланда вцепилась в локоть хваткими ручонками. — А ты становишься популярной, на экране замелькала.
— Извини, Тома, я очень спешу. Опаздываю. Рада была тебя видеть.
Лариса освободила локоть и, предъявив пропуск милиционеру, быстро пошла вперед, к лифтам. Не тут-то было! Она уже подзабыла настырную коллегу. Баланда догнала ускользающую гордячку и снова оккупировала локоток. На этот раз хватка оказалась покрепче, не выскользнуть.
— Загордилась, — запела Баланда, обдавая по-прежнему несвежим дыханием, — совсем забыла скромных тружеников выпуска. Ты, говорят, с успехом сжигаешь мужские сердца. — Она ухмылялась, заглядывая в глаза. — Сначала нашего Гаранина с ума свела, потом Егорычева, а теперь вот красавчика какого-то в режиссерах держишь?