— Ох, кошмар, Марья Афанасьевна! — заохала Юля.
— Да. Так вот, продолжаю. Я пробормотала гардеробщику «извините» и направилась к выходу.
— Девушка, подождите? — Молодой человек устремился за мной. — Постойте! Как же вы собираетесь идти в такой мороз? Да и поздно уже одной по улицам расхаживать.
— Я, как вы изволили выразиться, не расхаживать по улицам собираюсь, а отправляюсь к себе домой.
— Извините, я не хотел вас обидеть, — смутился он. — А где вы живете? Далеко отсюда?
— А вам есть до этого дело?
Я, Юленька, никак не хотела казаться перед ним беспомощной, хотя была ею на тот момент в полной мере. Очень уж хорош был собой. Представляете, высокий, стройный блондин с черными глазами! А голос красивый, густой — чистый баритон. Смутил он меня, девочка, в первый же момент, как только взглянул на меня. А я не желала себе в этом признаться. К тому же не любила красавцев, бездушными они мне представлялись. Поверьте, Юленька, это ошибочное мнение. Да, так вот, остановил он меня и говорит, решительно так: «Подождите, пожалуйста, минутку, не выходите. Я сейчас». И кинулся к выходу. А я, не зная почему, послушалась и осталась в фойе. Да и что я теряла? Что мне оставалось делать?
— Да-а-а, — с сочувствием протянула Юля, — ситуация — лучше не придумаешь.
— Вернее, хуже, — с улыбкой поправила ее Мария Афанасьевна. — Так вот, ждала я около двадцати минут. Гардеробщик выразительно позвякивал ключами, уборщица сердито громыхала совком и бурчала при этом.
— Ходют тут всякие! То ходют, то стоят, а ты убирай за ними. Чего стоять-то, уже закрываемся!
— Извините, я сейчас уйду. — Стараясь сдержать слезы, я шагнула к выходу и открыла тяжелую дверь. Мороз мгновенно пробрался мне под кофточку и стал кусаться — больно и жестко. Я закрыла глаза, моля Бога о помощи, откуда бы она ни пришла.
— Девушка, да вы что?! С ума сошли? — Сильные руки обхватили меня и закутали во что-то теплое, пахнущее табаком и хорошим мылом. Я открыла глаза. Это был он, черноглазый блондин, которого я напрасно прождала в фойе. — Садитесь живо в машину! Извините, что заставил вас ждать. Трудно найти охотника ехать куда-то в такой мороз.
— А как же вы? — Я попыталась снять с себя его пальто, в которое укутал меня этот молодой мужчина.
— Давайте-ка в машину, потом разберемся. Не растаю, не барышня. То есть не заледенею, — поправил он себя и весело улыбнулся. — Но если вы не поторопитесь, могу и не сдержать слово. А я не привык попусту бросаться обещаниями.
Мой спаситель запихнул меня в авто, я назвала водителю адрес, и мы поехали. В мужском пальто из какого-то твердого сукна, бледная, с синими от холода губами — я выглядела ужасно. А он был так хорош! Поблескивал черными глазами и весело помалкивал. Ох, Юленька, как я ему была благодарна! И как же ненавидела его в те минуты, что мы мчались к моему дому. Это трудно объяснить словами, даже теперь, спустя всю жизнь. Вы меня понимаете?
— Это бывает, — вздохнула Юля.
— Да, девочка. Тогда я была очень молода — всего восемнадцать. И ошибочно принимала внешнюю оболочку за суть. Уж больно хорош был. Казалось, уму и сердцу места здесь нет. Как же я ошибалась, Юленька! Разве дано мне было тогда знать, что Бог дарит в эти минуты щедрый подарок: мою судьбу, моего Алешу, человека редчайшей душевной чистоты и благородства.
Мария Афанасьевна замолчала, поглаживая рукой край банкетки, на которой сидела.
— Юленька, а у раздевалки никого уже нет, — заметила она тихо.
— Да-да, я сейчас, минутку, Марья Афанасьевна! — засуетилась Юля.
Подавая старушке пальто, девушка спросила:
— Марья Афанасьевна, а что же было дальше?
— Дальше, Юленька? А дальше было сорок лет счастья. — И, помолчав, тихо добавила: — И трудная, долгая жизнь… А вот и он! — Мария Афанасьевна засветлела лицом.
— Кто? — не поняла Юля. — Ваш Алексей?
— Да нет же, деточка, что вы! Юрик, конечно. — Она неожиданно молодо улыбнулась: — Вылитый дед!
Юля повернула голову. К ним спешил Юрий, на ходу застегивая пиджак. Лицо его казалось озабоченным.
— Привет, баушк! Здравствуйте, Юля! Извините, что заставил вас ждать.
— Все нормально, Юра. Мы тут с Юленькой очень мило беседовали. Вернее, беседовала я, а она терпела мою болтовню.
— Марья Афанасьевна! — запротестовала Юля.
— Все-все, не надо спорить со старшими, деточка. — И неожиданно лихо подмигнула: — Даже если они не совсем правы.