— Подожди, Петруха, я сейчас, — Шепнула она новообретенному другу и шмыгнула в угол, за дверь, на которую ей указал Антон.
«Надо же, удобства прямо городские!» — удивлялась любознательная экскурсантка, вытирая руки чистым льняным полотенцем. Выйдя в комнату, увидела дружную парочку, выставляющую на стол бутылки с шампанским, вином и разную вкусную снедь.
— Помощь нужна? — спросила, втайне надеясь, что те откажутся.
Не отказались. Пришлось нарезать колбасу и сыр тонкими ломтиками, расставлять тарелки, раскладывать закуски.
— Ну, за знакомство! — поднял Антон бокал с шампанским. — Я рад, что вы переступили порог моего дома. — Он посмотрел с улыбкой на гостью. — Надеюсь, не в единственный, а в первый раз.
— Лиха беда — начало, — подмигнул ему Юра, — еще успеем надоесть.
После традиционного тоста за хозяина Антон поинтересовался у Юли.
— Юленька, а он вообще-то просветил вас, в какую глушь и к кому везет?
— Нет, — честно призналась она.
— На него похоже, — хмыкнул Антон. — Юрка любит сюрпризы.
— А сам-то? — отпарировал Юрий. — Уж какой сюрприз всем нам тогда устроил! Ты — до сих пор притча во языцех, даже первокурсники о тебе знают. Представляешь, — обратился он к Юле, — закончил человек институт, не рядовой, заметьте, МГИМО, да еще и с красным дипломом. Уехал — ни много ни мало в Лондон, атташе. Прекрасную карьеру начал. И вдруг ни с того ни с сего, просто так — нате вам: ухожу по собственному желанию. Что такое?! Почему?! Дайте ответ — нет ответа. Забрался в эту глушь, двести километров от Москвы, устроился лесничим, обосновался и живет. Радуется жизни, елкам и Петрухе — несбывшаяся надежда советской дипломатии.
— И счастлив, Юрик, доложу я тебе, вполне! Помнишь, как у Есенина?
А вы знаете, Юленька, сколько лет мы с Юркой знаем друг друга?
— Сколько?
— Тридцать! Я его в коляске катал, годовалого еще. А сам уж взрослый совсем был, шестилетка. Мы же вместе детство провели, в Лондоне. Нас, таких мелких, в колонии всего двое-то и было. Остальные дети — совсем самостоятельные, от десяти до шестнадцати лет. Родители наши долго вместе работали, а мы долго вместе росли. Я, конечно, как старший, был главным. Юрка, к его чести надо сказать, слушал меня беспрекословно. Я для него и нянькой, и мамкой был.
— Это точно, — согласился Юра, — авторитет полный. Давайте, ребята, выпьем за детство — счастливое, безмятежное и вкусное.
Выпили за детство, затем за Юлю — прекрасную даму, украшение скромной избушки лесника. Потом Антон принес гитару. У него оказался приятный баритон и хороший слух. Пел он много, в основном Окуджаву. «Господи, мой Боже, зеленоглазый мой…» — подпевали гости в два голоса. Потом пили душистый, настоянный на травах чай с медом. Как-то незаметно и естественно Юля с Антоном перешли на «ты». Прощались, когда на небе уже появились первые звездочки и высветила луна.
— Ребята, приезжайте еще! — просил Антон, провожая их к машине. Рядом семенил Петруха. — Ну-ка, дружище, пригласи Юленьку к нам в гости.
Пес стал на задние лапы и лизнул Юлю в нос. Все рассмеялись. На прощание Антон подарил гостье баночку меда.
— Бери-бери, — строго приказал он, — свой, настоящий, липовый. Будешь Юрку от простуды лечить и сама сил набираться. Знаешь, какой он полезный!
— Вообще он замечательный человек, — рассказывал Юра по дороге в Москву. — Настоящий, надежный, верный. И очень порядочный. Таких немного.