— В центре Москвы есть одно местечко — тихий маленький переулок, где стоит старинный особняк конца восемнадцатого века. В свое время он принадлежал какому-то князю, фавориту Павла Первого, сейчас уже не помню его фамилию. После революции этот особняк превратили в одну огромную общую квартиру для гегемона. Наследников, естественно, выперли. Или они сами сбежали от большевиков — не важно. А, вспомнил! Там еще внизу, на первом этаже, пельменная была. Очень вкусные пельмени, между прочим. Мы после лекций частенько с ребятами туда забегали.
— Катечка, не отвлекайся, милый!
— Так вот, я сам, лично, читая показания женщины, проживающей в одной из тамошних коммуналок, о том, что ее муж, простой советский инженер, через окошко спокойно махнул в девятнадцатый век. А жил ее муженек, между прочим, то ли в шестьдесят шестом, то ли шестьдесят седьмом году — не помню точно — двадцатого века. Наш современник, можно сказать. — Аркаша небрежно развернул пачку печенья и протянул Ларисе:
— Угощайся.
— Спасибо, — она машинально взяла одно. — Как это «махнул через окошко в девятнадцатый век»? Из двадцатого? Ты шутишь, Аркаша?
— Ничуть! — Кашечка невозмутимо потягивала горячий душистый кофе.
— Нет-нет, Ларик, это правда! — утвердительно закивала Ташечка. — У нас в Москве действительно есть место, где можно перейти в другое время.
— Вы меня разыгрываете, ребята, — недоверчиво улыбнулась гостья и взяла в руки чашку с дымящимся кофе.
Кашечка с Ташечкой переглянулись.
— Кашечка, я думаю, ей можно сказать. — Ташечка выразительно посмотрела на мужа, невысокого, щупленького, овального брюнета, похожего на задумчивого юного таракана с аккуратными усиками.
Аркаша выдержал многозначительную паузу, eго торчащие усики забавно подергались, словно подталкивая хозяина: ну, давай же, не томи!
— Видишь ли, Лара, я ведь в свое время давал подписку о неразглашении тайны. Но если ты дашь мне честное слово…
— Аркаша, клянусь: никому и никогда! Честное слово, я умею хранить тайны.
— Умеет, я чувствую. А у меня чутье звериное, ты же знаешь, милый.
И Аркаша решился.
— Ташечка, можно еще кофейку? И если у нас есть молоко — с молоком, пожалуйста. Хорошо, Лара, я тебе расскажу. Но учти — это государственная тайна.
Лариса скрестила руки на груди и преданно посмотрела на Аркашу.
— Ларочка, а ты будешь еще кофе? — спросила ее хозяйка двухместного номера, где гостье предстояло узнать страшную тайну — государственную.
— Да, спасибо.
— Так вот, — начал Аркаша, — сразу после университета я попал по распределению переводчиком в МВД. И по работе имел доступ к архивам. А я, честно говоря, вообще люблю покопаться в архивах — столько интересного можно откопать! Спасибо, милая. — Он принял из руки жены чашку с кофе, разбавленным молоком.
— Горячий, осторожно! — предупредила заботливая Ташечка и поставила перед Ларисой вторую чашку. — Печенье будешь?
— Нет, спасибо, — отказалась та и выжидающе уставилась на Аркашу. Повествование затягивалось.
— Так вот, продолжаю. Однажды, роясь в архивах, я наткнулся на интересные документы: копию протокола одного допроса. Допрашивали женщину, которая проживала в этом самом доме. У нее пропал муж. Сначала подозревали даже, что она его и укокошила: соседи слышали частенько их скандалы. Но то, что она рассказала, оказалось поинтереснее любого убийства.
— Кашечка, не затягивай, милый, скоро обед.
— Ташечка, не перебивай меня, пожалуйста, с мысли собьюсь. Так вот, дело было так. Устроила жена как-то уборку в комнате — полы там вымыть, пыль протереть, сама знаешь. Муж ее, чтобы не мешать жене, сначала сходил в киоск за газетами, потом на диване их читал — чтобы под ногами не путаться.
— Ну естественно, — хмыкнула Ташечка.
— Жене надоело смотреть на бездельника-мужа и после двадцатиминутных препирательств — я это запомнил хорошо, следователь почему-то очень дотошно выяснял, как долго они препирались, — в общем, заставила она мужа мыть окно. А происходило все это в начале лета, где-то в июне. Так вот, недовольный муж…
— Ну естественно! — опять вставила Ташечка.
Аркаша, не обращая ни малейшего внимания на реплики жены, продолжал:
— …открывает окно и — что ты думаешь, какое время года он видит за окном?
— Лето, наверное, — растерялась Лариса от нелепого вопроса.
— А вот и нет! — обрадовался ее недогадливости рассказчик. — Осень!
— Как это? — не поняла она. — Ты же говорил, они летом уборку делали.
— Ну да! Летом! А за окном была осень, причем не ранняя.