— Готово? — парень мотнул головой.
— Да, а теперь возвращаемся к заклинаниям.
В общей сложности ушло больше часа на оттачивание слов заклинания и моральную подготовку к ритуалу. Я предложила Сэму свою идею о съемке ритуала на камеру телефона. Парень был только за.
В конце концов, взяв все нужные предметы, мы вышли из комнаты. Я пыталась сохранять спокойствие, но едва мы подошли к комнате Эрика, волнение захлестнуло меня с головой. Живот чуть скрутило, а пальцы рук онемели.
Бояться нам было нечего, так как на третьем этаже кроме нас никого не было, но мы все равно осторожно приоткрыли дверь, пытаясь как можно меньше шуметь. Я задержала дыхание, когда мертвая тишина и темнота предстали перед нами. Сэм включил свет, и слова застряли в горле при виде вещей Эрика: многие игрушки, фигурки оставались на прежних местах, однако пара книг и настольная лампа лежали на полу, вероятно будучи скинутыми.
Говорят, что время лечит. Нет, оно не лечит. Ты просто переодически отвлекаешься на что-то другое, будучи занятым повседневными делами, но боль по утрате близкого человека никогда не затухает.
— Надо убрать ковер, — с тенью грусти в глазах нарушил тишину Сэм, негромко шепча.
Я ничего не смогла выдавить из себя и лишь кивнула. Быстро сложив в сторону ковер и закрыв занавески на окнах, мы остановились посередине комнаты, не зная, что делать дальше. Точнее сказать, мы знали, что теперь нужно нарисовать пентаграмму, но никто не решался начать.
— Подай мел… — парень тихо вздохнул, опускаясь на пол.
— Я могу нарисовать…
Сэм повернулся ко мне и серьезным тоном, не позволяющим возразить, произнес:
— Мел, пожалуйста.
Для меня было большим облегчением, что мне не придется чертить пентаграмму, так как с рисованием у меня всегда проблемы, особенно с четкими и ровными линиями, поэтому я без возражений подала парню коробку и веревку. Мы заранее поискали в Интернете способы черчения ровного круга от руки, и в итоге выбрали самый подходящий метод — с помощью веревки или ленты.
Сэм положил рядом с собой разворот с самой пентаграммой и, выбрав удобное положение, начал медленно рисовать. Его руки не дрожали, взгляд был сосредоточен, а скулы напряжены. Я поражалась тому, как даже в нервных ситуациях парень умел сохранять самообладание.
Сэм довольно быстро справился с черчением, и несмотря на то, что несколько раз пришлось перерисовать ту или иную часть круга, фигура получилась ровной. Пол был темного цвета, поэтому белый мел виднелся четко.
Пентаграмма готова, осталось лишь зажечь свечи. Я не могла больше стоять без дела, поэтому тоже спустилась на пол, чтобы помочь Сэму, который явно опасался огня. Пламя свечи робко полыхало, отбрасывая тени на пол, а своеобразный густой запах жженой спички щекотал нос.
— Готово, — парень поднялся с колен, как только все было приготовлено.
Мы неуверенно взглянули друг на друга.
— Куда телефон поставим? — вспомнила я про камеру.
— Можно на шкаф или на стол.
Проверив разные ракурсы, мы решили оставить телефон на шкафу, посчитав этот ракурс наиболее удачным.
— Черт, телефон разрядился, — Сэм нахмурил брови, проводя пальцем по экрану телефона и пытаясь его включить.
— Давай мой поставим, — я нехотя протянула свой телефон, зная, что если с ним что-то случится, то мне здорово попадет от мамы.
Мы включили запись и установили телефон наверху, благо на него был прикреплен попсокет, работающий как подставка и обеспечивающий устойчивость.
— Начнем? — в горле все пересохло.
Сэм кивнул, подходя ближе ко мне.
— Будем проводить ритуал стоя или сидя? — глухим голосом спросил парень.
— Стоя.
Сэм протянул мне свои руки. По телу пробежало тепло, когда наши пальцы соприкоснулись. Парень немного сжал мои ладони, слегка погладив по костяшкам, придавая этим жестом силы.
— Сейчас, — почти прошептал Сэм.
Сердце бешено колотилось.
— Spiritus defunctorum… — мы одновременно начали медленно говорить первое заклинание. Поначалу мой голос дрожал и чуть-чуть отставал от Сэма, но затем я вошла в ритм. Едва мы произнесли первое предложение, лампы медленно замигали, а пламя свечей усилилось.
— Fieri manifesta et clara, — Сэм вновь сжал мои пальцы, сохраняя со мной и зрительный контакт. В глазах парня читалось волнение, но его голос по-прежнему был тверд и решителен.
— Sta coram nobis… — наши голоса объединились в унисон. В комнату незаметно просочился холод, заставляя и без того онемевшие конечности заледенеть еще больше.
Свет лихорадочно мигал, но стоило нам закончить заклинание, как лампы окончательно отключились, а пентаграмма засветилась, обретая неестественно яркий белый цвет. Прошло лишь несколько секунд, показавшиеся вечностью, перед тем как в центре фигуры началось что-то образовываться. Я ощутила легкую дрожь Сэма, когда он сосредоточенно следил за происходящим. По спине то и дело пробегали мурашки, дыхание прерывалось, а в ушах шумело. Языки пламени дергались, контур, нарисованный мелом, стал четче, и вот наконец перед нашими глазами предстала фигура Эрика. Мальчик сидел на полу с поджатыми ногами к груди и уткнувшись взглядом в руки, сложенные на коленях. На Эрике была та же пижама, в которой его нашли. Он выглядел совершенно как обычный человек: его тело не было прозрачным или слишком бледным, волосы небрежно взъерошены. От вида мертвого ребенка грудь сдавило.
Сэм сжал мои пальцы, его губы дрогнули, а грудная клетка поднималась чаще обычного.
— Эрик?.. — пытаясь подавить страх, я обратилась к мальчику, зная, что все равно следует переходить к следующему заклинанию.
Мальчик медленно поднял голову: его глаза, опухшие, полные грусти и безнадежности, растерянно посмотрели по сторонам но, наткнувшись на нас, Эрик быстро вскочил на ноги и поддался вперед. Я не могла поверить, что все это реальность — он выглядел так привычно, как живой…
— Эйлин! — отчаянный, но с ноткой радости тихий голос мальчика словно ножом кольнул по сердцу.
Эрик хотел было пройти ближе, но рисунок пентаграммы сработал как блокировка, не дав Эрику выйти за пределы.
— Нужно продолжать дальше, — побледневший Сэм прошептал на одном дыхании. Он, не отрываясь, напряженно, с болью в глазах буравил взглядом мальчика, в то время как тот немного заторможенно смотрел на меня. Эрик выглядел так жалко и безнадежно, его глаза были полны слез. Мои руки задрожали, когда Сэм кивком головы дал мне понять, что нужно продолжать по правилам обряда.
— O animae… — практически одновременно мы начали с Сэмом говорить. Вероятно, второе заклинание было необходимо для того, чтобы Эрик пришел в себя, ведь он до сих пор отчужденно что-то шептал и не особо понимал, что происходит.
— Сэм… — мальчик резко встрепенулся, как будто очнувшись после затянувшегося сна и бессвязно продолжил. — Эйлин… Простите меня… Почему мама все время плачет? Почему так больно?
Ужас сковал мое тело, но я не обращала на это внимания. Все происходило так быстро, но в то же время бесконечно долго. Первое предложение дочитано, и вот стало что-то происходить: книги, фигурки на полках задрожали, свечи вспыхнули с новой силой. «Нет, что-то не так», — мысли со скоростью света крутились в голове, я нутром чувствовала, что происходит неладное. «Нельзя останавливаться», — напомнил внутренний голос.
Эрик вновь опустился на пол, поджимая ноги под себя. Как только слова близились к концу, он моментально встал, а его лицо искривилось словно от боли.
— Ut maneat… — внутри меня все разрывалось — я не хотела продолжать дальше, но пути назад не было. Сэм, казалось, тоже понимал, что все идет не совсем по плану — его мышцы напряглись, а в глазах появился странный блеск.
— Нет, подождите! — мальчик успел произнести лишь это, как вдруг контур пентаграммы зажегся пламенем, в воздухе напряжение возросло в несколько раз, а несколько книг свалились с полок. Пламя поднялось вверх, создавая подобие огненной стены. Взявшийся из ниоткуда порыв ветра заставил нас с Сэмом расцепить руки, и оттолкнул нас друг от друга. Я упала на пол, сильно ударившись локтем о край стола. Боль пронзила руку, но я не замечала ее, так как все мое внимание было сосредоточено на центре комнаты.