— Есть, мы спасены, — заорал он, — живо на корабль с этой чертовой планеты.
— Команда принята, делаю экстренный подъем челнока с планеты. Место назначение — основной корабль.
Зуни шлепнулся прямо в скафандре в кресло и почувствовал, как его вдавило в него из-за возникшей перегрузки, но ему было все равно, лишь бы поскорее выбраться отсюда живым, и потому он снова крикнул:
— Полный вперед, самый полный.
Челнок устремился вверх и через несколько секунд каньон остался позади.
Челнок аккуратно опустился на платформу корабля, затем прошло еще несколько минут, которые понадобились для процедуры прохождения шлюза. Только после этого диспетчер оповестил, что можно выходить.
Зуни откинулся на сиденье, продолжая сидеть в челноке, словно не верил столь чудесному спасенью. Поняв, что он до сих пор в скафандре, он встал и пошел к выходу. Сняв скафандр, бросил его на пол и, выйдя из челнока, отправился в свою кабину на втором ярусе.
— Железяка, ты что молчишь? С тех пор как мы улетели с планеты, ты не произнес ни слова.
— Я думаю.
— Ах, ты думаешь. Интересное дело и давно ты думаешь?
— С тех пор, как мы улетели с планеты.
— Может, поделишься со мной своими думами?
— Меня дважды просканировала неизвестная мне субстанция. По всей видимости, энергетического характера.
— Меня тоже, ну и что из этого, главное, что мы остались живы.
— Тем не менее, она внесла определенные коррективы в меня, я это чувствую, но не могу определить, что именно.
— В тебя?
— Железяка, не смеши мои носки, какие в тебя можно внести коррективы. И потом, сделай себе стандартную процедуру проверки всех файлов, проверь на наличие вирусов и забудь обо всех сомнениях. Ты слышишь меня, железяка. Чего молчишь?
— Знаешь Зуни, мы летаем с тобой уже десять лет, и мне порядком надоело, что ты постоянно зовешь меня железякой.
Зуни опешил от такого неожиданного заявления и с удивлением спросил:
— Извини, а как я должен тебя называть?
— Как угодно, только не железякой. Это очень обидно для моего самолюбия.
— Не понял, чего?
— Самолюбия.
— По-моему ты явно перегрелся после такого количества тестов, или это на тебя и правда, подействовало так сканирование, впрочем какие проблемы, скажи, как тебя называть и все дела.
— Мне нравиться имя Роджер.
— Что? — с еще большим удивлением произнес Зуни.
— Да, именно Роджер, пожалуйста, впредь называй меня так.
— Да ради Бога, какие дела, Роджер, так Роджер. Ты лучше скажи, что мы будем докладывать на базе по поводу всего случившегося?
— Ничего.
— То есть как это ничего?
— Так ничего, поскольку докладывать не о чем.
— Слушай желе, тьфу, Роджер, ты соображаешь, что говоришь. Как это мы доложим, что ничего не было. В любом случае из отчета автоматически станет известно о сигнале с планеты, полете челнока, и все наши переговоры.
— Нет, ничего не было.
— Что значит, ничего не было? А что же было?
— Ничего. Я несколько раз проверил все блоки памяти, включая буферные и ничего.
— Как это ничего?
— Записей о прохождении сигнала со спутника не было, все наши переговоры отсутствуют, а данных о полетах челнока вообще нет, словно ты никуда не летал.
— Извини, дорогой мой, но ты сам себе противоречишь. Ты машина, навигационный компьютер серии U908. Если мы с тобой говорим о полете челнока и том, что со мной произошло на планете, то, как ты можешь об этом знать и одновременно говорить, что у тебя в памяти ничего нет?
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Вот об этом я как раз и думал всю дорогу, пока ты летел на челноке обратно. Я не понимаю, что со мной произошло. Я уже тестирую себя в который раз и все одно и тоже.
— А что, может это и к лучшему? Если у тебя нет данных о случившемся, значит, нам не придется ни о чем докладывать, а, следовательно, искать геморрой на собственную задницу. Ты ведь знаешь, как не любят на базе всякие феномены, которые требуют расследования, а соответственно, лишних расходов. Кстати, как там дела с картографированием планеты.