***
Влюбленные часов не наблюдают. Я не наблюдаю еще и календаря. Слабо понимаю, когда одна реальность сменяется другой под воздействием алкоголя. Я пью размашисто, самозабвенно, словно перематываю жизнь, не в силах просто нажать на стоп.
Мы давно не виделись. Она ушла с головой в работу, я нырнул на дно стакана и жизни. Я ни от кого не бегу, потому что алкаши со стажем утрачивают беговые функции.
Сначала она еще приходила, и в эти редкие вечера мы делили квартиру, как два привидения делят старый заброшенный особняк. Затем она предпочла гостиницы, а я – портвейн. Я начинаю забывать, как она выглядела. Как выгляжу я, лучше не знать никому.
Мои окна зашторены, в последнее время я не из любопытных. Перестал выходить из дома сразу после того, как наладил канал поставки алкоголя из соседнего магазина в свою квартиру. Магазин держит Вагаршак, и он слабо разбирается в законах. Мы с ним приятели, но это до тех пор, пока у меня есть деньги.
Вот и весь перечень достижений за последние несколько месяцев.
Я открываю глаза, пытаясь оценить дислокацию. Где-то в коридоре между ванной и кухней, лежу на спине, наблюдая за невозмутимостью потолка. Витрувианский пылесборник. Алкашу лучше бы спать на боку, чтоб не захлебнуться в собственной блевотине, но я стараюсь держать все в себе – и мысли, и слова, и вчерашнюю скудную закусь. Мне вдруг кажется, что это отличный день, чтоб уйти, нужно только добраться до балкона.
И только сейчас соображаю, что все это время тишину разрывает дверной звонок. Кто-то чертовски настойчив в желании увидеть уровень моего падения. Вряд ли это армянский связной с двумя стволами горькой, тот обычно стучит. Меня начинает разбирать любопытство, на которое, я, был уверен, уже не способен.
Медленно поднимаюсь, оценивая расстояние до входной двери и до балкона. Удивительно, но кажется, я вчера отрубился ровно на середине этого пути. Решаю, что напоследок увидеть хоть кого-нибудь, это вполне сносное испытание, и направляюсь в прихожую. Зеркало который месяц крутит на повторе артхаусный хоррор про человека-алкаша.
Упорно пытаюсь открыть дверь – пальцы не слушаются, словно артритные.
– Чего бль?.. – не успеваю проговорить заготовленное.
На пороге двое пацанов, лет семи. Увидев меня, они собираются дать деру, и это было бы весьма разумным, но один из них останавливается и твердо смотрит мне в глаза. Ему страшно, но мне во сто крат страшнее.
– Возьмите котика, а? – просит пацан и показывает мне волосатое существо из-за пазухи, – ему жить негде.
Ему негде, а мне незачем. Намечается тандем.
– Как звать? – спрашиваю я. Запой приучает к лаконичности.
Пацан пожимает плечами.
– Барсик наверное. Или Мурзик.
– Тебя как звать?
– Ааа. Меня – Андрей.
– Уходи, Андрей. Я собак люблю.
Закрываю дверь. Громко. С хлопком. Показывая, что разговор окончен. Но что-то невидимое, неуловимое успевает проникнуть внутрь. Что-то, как если бы пацан успел подставить ногу и свет узкой полоской шлепнулся на грязный линолеум пола.
Я должен увидеть ее. Хотя бы попрощаться. Это нужно не ей – мне, но ведь я всегда был эгоистом.
Мы сидим в машине, старательно не смотря друг на друга. Она только с очередного рейса, я из длительного запоя. Совершенно чужие люди. Я все еще люблю ее, но сейчас это неважно, и, наверное, уже никогда не будет важным. Нам некуда ехать, но и стоять здесь дольше бесплатных пятнадцати минут я не могу – нечем будет заплатить за выезд.
Завожу двигатель, едем куда-то в ночь. Ругаю себя за то, что вообще приехал. Зачем? Нужно что-то говорить, а слова, которые еще помню, никак не складываются в предложения.
Все едут куда-то, мы едем никуда. Лавирую между машин, будто пытаясь отыскать на МКАДе ту заветную полосу с номером девять и три четверти, что одним мигом перенесет нас на другую сторону, в волшебный мир жизни до.
Украдкой бросаю взгляд. В ее глазах будто непонимание, как нужно на меня смотреть, какие эмоции испытывать. От этого злюсь. А еще от своей полной беспомощности. Уже ничего не вернуть, как нельзя склеить осколки вазы или разлепить пельмени. Сегодня в позавчерашний день не только лишь все.
– Высади меня здесь, – тихо произносит она.
Мы где-то между Ярославкой и рассветом. По обе стороны кольцевой мрачный и депрессивный Лосиный остров, и это не лучшее место для одиноких ночных прогулок.
– Я довезу тебя домой. Скажи адрес.
– Высади меня здесь, – повторяет она.
Медленно оттормаживаюсь и съезжаю на обочину.
– Мы могли бы…
– Могли бы, – устало перебивает она, – и наверняка где-то, в одной из тысяч других реальностей мы счастливы. А может быть, в каждой из них, кроме этой. Мне пора.