Как, наверно, у многих, у всех.
Полёт шёл нормально, без кочек,
Все приборы моргают: "Окей".
И к вечной, но солнечной ночи
Мы неслись всё быстрей и быстрей.
Сейчас наступил уже вечер,
Он искусственный, больше никак.
Молчит, притаившись, диспетчер,
Гаснут лампы, теперь полумрак.
Надо спать, завтра много работы.
Надо легче вставать по утрам.
Я любил раньше эти полёты…
Мой последний вот этот, к мечтам.
День пятый.
Лишь сейчас ощутил я начало.
Всё взаправду. Да, мы улетели.
Эта мысль меня раньше встречала,
Но теперь я всё понял на деле.
Остальные пока слишком рады,
Невесомость – весёлая штука.
Им ещё пообвыкнуться надо.
То, чего не хватает нам, – скука.
Сегодня танкер первый прибыл,
Стыковка прошла автоматом.
Снаружи красиво бы было
Смотреть – аппарат с аппаратом
Сближаются медленно, низом
Друг к другу повёрнуты чётко.
Всё движутся ближе и ближе,
Меж ними уж малая щёлка.
И ещё б характерный щелчок,
Жаль в космосе нет совсем звука.
Ну а дальше по трубам течёт
Горючее. Славься, наука!
Его пока нам хватит до Луны.
Конечно, можно – серые пейзажи.
Но всей командой мы убеждены
В том, что до Марса доберёмся даже!
День тридцатый.
Четыреста тридцать витков позади
И столько же точно рассветов, закатов.
Счёт дней достигает своих тридцати,
С Землёй уже надо прощаться, ребята.
Баки заполнены, дельты хватает,
И делать нам нечего больше у дома.
Команда с волнением ожидает
Отлёта, мечтой и надеждой ведома.
Нам осталось немного, может быть час,
Вот выйдем мы скоро на координаты…
Хватит думать об этом, важно сейчас
Запомнить все эти рассветы, закаты.
Можно будет попозже, издалека,
Но тогда станут коротки руки.
В оконце я вижу – синеет река,
По-моему, где-то в Кентукки.
А я никогда не умел рисовать,
И от этого очень обидно.
Не выйдет так просто вот взять и заснять,
Как заснимешь того, что не видно?
День тридцать первый.
Какое-то странное чувство,
Знакомое всем колонистам.
Уходить навсегда – искусство,
Я решился на это быстро.
Не знаю почему сейчас, а не раньше,
Наверное, пройдена какая-то точка –
В ту жизнь не вернёшься, жизнь новая дальше.
И сегодня минула прескверная ночка.
Я вышел в коридоры, пойти "прогуляться",
Какие-то скользкие были грёзы.
Среди тишины мне пришлось оказаться,
Где слышал я чьи-то горькие слёзы.
День пятьдесят третий.
Она смотрит в упор с укоризной,
Говорит: "Ты что меня бросил?"
Словно маму ребёнок капризный
Всё просит, и просит, и просит:
"Вернись, ты устал от работы,
Вернись, без тебя будет лучше.
Вернись, не нужны те высоты,
Вернись, хватит маяться чушью".
А звёзды вокруг разрежённо сверкают.
Стекло помутнело от выдохов частых.
Во сне или в детстве, я снова летаю,
Не видя при этом ни зги, ни пространства.
Я вижу все эти холодные блёстки –
Как бисером на антрацитной бумаге.
Их речи не слышны, но бойки и хлёстки,
А взгляд лучезарней, чем золото в драге.
Сон не идёт – хоть заламывай руки,
Истлели все мысли прошедших событий.
Передо мной пляшут странные звуки,
Рождённые видом полночных открытий…
День пятьдесят четвёртый.
Если коротко – полный аврал,
Я сегодня весь день на иголках.
Вентсистема накрылась, не врал
Этот Мёрфи в каких-то книжонках –
Случается худшее, просто кошмар.
Я писал вчера эти записки,
Заметил, как пыль собирается в шар.
Не заметил бы… Ох, было близко…
И на Землю тут же депеша,
А там ничего и не знают.
Какая-то злая насмешка,
И датчик никак не мигает.
Разобрались потом понемногу,
Обозначили чётко проблему.
Но решение сразу не могут
Объявить. Говорят: "Не система,
А программная это ошибка".
Ладно, хоть обозначили сроки –
Завтра утром – конечно, не шибко,
Но сойдёт, экипаж хоть не в шоке.
Продуваем вручную пока что,
Кислород поступает нормально.
Ох, мы этой вселенной покажем,
Как срывать человечества планы!
День девяностый.
Прошли примерно треть пути,
Что, кажется, не так уж плохо.
Никто нам воду не мутит,
И этим движем мы эпоху.
Что ни день, то рекорд –
Удаляемся дальше и дальше.
Что там этот Конкорд,
Наша скорость и цифрами краше.
Но всё-таки долго, конечно.
Пока что – издержки профессии.