23
Сегодняшний день, определено, был странным и насыщенным. От непонимания и принятия самого себя до трогательного и ранимого. Когда мы выходили из кабинета психолога, мы были заплаканными, помятыми, но достаточно сильными, чем тогда, когда мы вошли в этот кабинет. Мама уснула на диванчике, прижимая сумку к груди, пока ждала окончания сеанса. Я смотрел на нее и думал, какая она храбрая. Она борется за жизнь своего ребенка, невзирая на все тяготы, которые свалились ей на голову. Причём ей еще нужно ходить на работу, и трудиться, как профессионал. Она работает в крупном банке, и я не уверен, что они вообще знают, как тяжело ей совмещать работу, дом, меня, папу и каждодневные походы в больницу. Я помню, что, когда отец предложил взять маме отпуск по болезни ребенка, мама наотрез отказалась. Она говорила о том, что её начальники бескомпромиссные люди и они никогда не разрешат ей взять отпускные или лишние выходные. Мне тогда было жалко папу. Он не мог позволить маме уволиться с работы, потому что счета за клинику, где лежала Патрис, были огромными. Вот она, маленькая несостыковочка! Ты платишь деньги за продление жизни, хотя каждому она дается бесплатно. Мир поистине удивителен, но также и беспощадно жесток.
Чего я только не прошел за этот день. Комплексная диагностика, словосочетание жутковатое. МРТ, КТ, ангиография, и еще куча непонятных слов, которые я уже встречал, когда гуглил диагноз Патрис, но честно сказать, ничего так и толком не понял. Мои вены сегодня изрядно поизносились и в конце дня уже выглядели синюшными и опухшими. Мама сопровождала меня на каждую процедуру. Но не подбадривала, как она обычно любит делать, а просто сидела рядом и молчала. Я понимал, что она очень сильно устала, и ей больше всего хотелось отдохнуть или выспаться. Но она не могла оставить меня наедине с этими монстроподобными аппаратами, которые издавали неприятные для слуха громкие звуки и вообще пугали меня до чертиков.
Когда все процедуры были окончены, мы сели в такси и в полном молчании поехали домой. Мне бы очень хотелось сказать ей что-то ободряющее, подарить надежу, но я боялся всё испортить. Может, это именно то, чего она и хотела? Немного побыть в тишине после этого монотонного гула? Я вышел из такси, придерживая маму за локоть. Было не совсем темно, и когда она стояла рядом со мной, я смог разглядеть её получше. Она была бледной, исхудавшей, под глазами виднелись синяки. Ее руки дрожали, когда она закрывала дверь. Может, ей было холодно или она чертовски устала оттого, что нянчилась со мной в последние дни? Я почувствовал себя таким козлом. Я думал раньше, что она лишает меня права выбора, ставя на кон мою жизнь. А теперь я смотрел на нее и понимал, что, если бы я смог вернуть назад несколько дней, отмотать, как на старой кассете, я не причинил бы ей столько боли, когда ощущал себя ущемлённым. Я не понимал, что ей тоже тяжело. Я только сегодня это увидел. Та мама, которую я знал целую жизнь с дня своего рождения, ее больше не было. Передо мной была женщина, которая любит своих детей, но не умеет это показывать. Патрис была ее ангелочком, но я, я был ее первым ребенком. Ее гордостью, когда выиграл свой первый турнир в шахматы. Я, кстати, его потом забросил в старших классах, потому что шахматы мне изрядно надоели. Да и шахматы как-то не способствовали знакомствам с девчонками, и были достаточно долгой и нудной игрой. Тогда я и подался в баскетбол, где впервые встретил Дину. Именно в старших классах началась моя взрослая жизнь, становление личности, отдаление от семьи и мой авторитет и статус обаятельного парня в школе.
Войдя в дом, мама сразу же ушла в свою комнату, а я прошел в кухню. В перерывах между постоянной беготней с этажа на этаж, у меня даже не было времени пообедать или перекусить. Мама перебивалась больничным кофе, пока ждала меня в коридорах, когда длились процедуры. Поэтому я был чертовски голоден и вымотан, как будто меня прокрутили несколько раз в стиральной машине.
– Хей, пап!
Отец сидел на кухне, облокотившись на руку, и завалившись бумагами во весь стол. Когда я смотрел на своих предков, я понимал, что такое же будущее ждёт и меня. Куча проблем, оплата налогов и счета за обучение детей, недовольные начальники и никакого света в этом темном тоннеле под названием «взрослая жизнь». Наверное, поэтому подростки так много берут от жизни, пока они молоды. Они накачиваются наркотиками и пьют столько алкоголя, сколько нет ни в одном винном погребе во Франции. Я и сам являюсь подростком. Но то ли мне не достался этот бешеный нрав и в моей крови не текут голубые реки дикого бунтарства, но по сути я так далек от этих грязных сует ночной и бурной жизни. Конечно, не буду лукавить, несколько лет назад мы с Биллом отрывались по полной, когда обкуривались травкой и кипешевали на весь район. Но тогда в моей жизни было полное дерьмо, и я просто не знал, куда себя деть, чтобы забыться.