Не знаю, что со мной случилось в этот момент. Я не подозревала, насколько сильно я устала за эти дни. Сначала слезы хлынули водопадом, плач превратился в подобие воя. Все мысли, чувства смешались, прогоняя перед собой лица Джейка, Стеллы, моего папы, Руби. Я плакала и скулила, закрывая рот руками. Я кричала, задыхаясь своим собственным криком. Я уже почти хрипела, как Майк схватил меня и прижал к себе. Поначалу я вырывалась, но он держал меня крепко. Он ничего не говорил, он не просил меня успокоиться. Просто его руки держали мое беснующееся тело, и момент покоя озарил меня внезапно. Я затихла, отняв руки от рта. Ладони были мокрыми, царапины от ногтей немного кровоточили. Майк смотрел на меня встревоженным взглядом.
– Всё нормально, – прошептала я по буквам. – Спасибо.
Он еще обнимал меня за плечи, как будто боялся, что я вновь повторю свой личный бунт.
– Ты дрожишь, – произнёс он.
Всё также поддерживая меня одной рукой, второй он потянулся за одеялом. Майк накинул одеяло мне на плечи, укутывая меня. Он немного подвинул меня, и усадил на кровать.
– Если ты снова хочешь поплакать, то ничего, Дина. Я буду рядом. Я никуда не уйду.
Я закрыла глаза, прижимаясь к нему. А если бы это была мама, и она бы мне говорила эти слова? Но это был Майк, тот самый Майк, в котором я ошиблась. Тот Майк, который пришел ко мне посреди ночи, чтобы узнать, почему я не отвечаю звонки. Мне стало так тепло рядом с ним. Вот значит, как бывает! Именно так зарождается любовь! Сначала тебе просто нравится парень, не знаю, он тебя чем-то цепляет. Потом ты узнаешь его ближе, и у вас есть, о чем поговорить. И потом, когда тебе просто необходима чья-то рука, чтобы идти дальше, он подставляет плечо, и ведет тебя сам.
Это всё промелькнуло в моей голове, но мысленно это звучало более поэтично. Хотя знаете, каждый понимает любовь по-своему.
– Дина?
Я подняла глаза. Этот момент был таким романтичным и немного несвойственным для меня. Не каждую ночь в моей палате сидит Майк Лорчер и смотрит на меня с нежностью.
– Я влюблен в тебя.
Майк
26
В ту ночь, когда я признался Дине в любви, всё изменилось. Моя жизнь перестала быть серой и больше не было белых стен, которое я воздвигал годами вокруг себя. Конечно, осознание того, что я еще нужен моей сестренке и своим родителям, никуда не делось. Но я также был нужен и ей. Мы тогда проговорили всю ночь. Она спрашивала меня, что нового в школе и как мои успехи с баскетболом, который я давно забросил, как она перестала туда ходить. Дина рассказала о своем отце, и я понимал, насколько сильно она чувствует свою вину перед ним. Хотя, по сути, это вообще не ее вина. Вообще, ни чья вина. Мне не хотелось бы верить, что где-то на небесах сами ангелы крутят рулетку, распределяя кому достанется та или иная болезнь. Да, блин, я знаю, как это звучит глупо! Но иногда эта мысль всплывает в моей голове, иначе как объяснить то, что кажется несправедливым? Неправильным?
Если бы кто-нибудь пару лет мне сказал, что нужно беречь каждый миг, я бы послал его и сказал: «Эй, чувак, я еще так молод, у меня вся жизнь впереди!». Но, сейчас мне кажется, что это ценно. Это так, нужно ценить каждое мгновенье. Я помню, как проходили дни рождения Патрис, я ждал, когда она задует свечи, а потом сбегал с ее каждого дня рождения. Я играл в футбол или просто мы с Биллом бродили по улицам города. Мне казалось это таким весельем. А сейчас, когда я сижу в палате сестры, я понимаю, что я многое пропустил.
Фланелевая сорочка, в которой обвито ее тело, кажется немного на размер больше. Аппараты, стоящие по бокам кровати, выглядят, как два сторожа, охраняющие сон принцессы. Завтра нам должны сообщить результаты тестов и анализов, которые я сдавал на совместимость с Патрис. Переживания делают меня почти параноиком. Но я ничего не могу с этим поделать. Мне невозможно справиться самому.
– Майк?
Патрис открывает глаза, и я вижу испуг на ее бледном лице. Она снова проснулась не дома.
– Я здесь!
Я сжимаю ее руку, но так, чтоб не коснуться трубки, скользящей по ее коже. Ее маленькие пальчики щекочут мне ладонь.
– А мама придет?
– Да! Она сейчас на работе. Но она придёт.
Патрис едва заметно кивает и закрывает глаза. Я продолжаю держать ее за руку, чтоб она знала, что она не одна. Но замечаю, что она уснула. Мне трудно представить, что она чувствует, когда открывает глаза в пустой палате. Она еще такая маленькая. Совсем недавно она уверяла меня, что под ее кроватью живут чудовища. Мне тогда пришлось спать на полу в детской, чтобы убить тех чудовищ, которых она боялась. А сейчас я абсолютно бессилен, кроме того, если можно спасти ее жизнь. Глядя на нее, я понимаю, каким я был трусом, когда боялся жертвовать собой. Сейчас я готов, чтоб меня разобрали на органы, если это даст ей шанс. Знаю, звучит зловеще. Но разве не так поступают люди, когда любят своих близких?