Я быстро спустился на первый этаж, размышляя о поющей девушке. Мне показалось, что она была старше меня. Да, ее голос был нежным и в то же время взрослым, умудренным опытом жизни. Когда я спустился, мои родители уже были там. Без Патрис. Я увидел, как отец прижимает маму, а она плачет на его груди. Тревога сдавила мою грудь колесом. Я подошел к ним и небрежно спросил:
– Патрис еще обследуют?
При этих словах мама зарыдала еще громче, пряча лицо на груди отца. Отец посмотрел на меня серьезным взглядом. Я отвел глаза. Я как можно дольше пытался не смотреть на него. В голове царил хаос. Мои мысли метались со скоростью света. Но я чувствовал, что он продолжает смотреть на меня. И я сдался. Я заставил себя поднять глаза. По взгляду его глаз я понял, что наша жизнь уже не будет прежней. Я пытался держаться изо всех сил. Но не смог. Я просто больше не мог сдерживать своих слез. Отец отвел маму, чтобы она присела и немного успокоилась. Я стоял там, в холле, мимо меня сновали люди, доктора, пациенты. Мой отец шел ко мне, чтобы обнять меня. И когда его руки коснулись моих плеч, я понял все окончательно. Моя маленькая сестренка умирает. Тогда, в тот момент я стал старше. Старше, чем в свои шестнадцать лет, старше на целую жизнь.
4
Каждый день после учебы я иду в больницу. Я вхожу в здание комплекса. Немного сворачиваю, и оказываюсь перед детским отделением. Здесь висят шарики и стены здесь расписаны яркими красками. Перед тем как войти в палату мне проводят инструктаж. «Не плачь. Не грусти. Не жалей». Я киваю головой. Я запомнил это и с первого раза. Но таков здесь порядок. Мне выдают бахилы, халат и маску. Я подхожу к палате. Сердце стучит сильнее. Я еще не принял диагноз своей сестренки. Но я пытаюсь быть веселым и жизнерадостным.
Я захожу и вижу, что она сидит в кресле у окна и рисует, облокотившись руками на столик.
– Патрис!
Она оборачивается, и на ее лице улыбка. Она бежит ко мне, протягивая руки. Я обнимаю ее, зарывшись лицом в приятно пахнущие волосы. У нее в носу трубка. Она все время ее поправляет. Я смотрю на нее. Мы усаживаемся на кровать, и я рассказываю ей последние новости. Я знаю, что ей непросто. Ей всего восемь лет. И она здесь совсем одна остается по ночам. А утром, когда просыпается, она не слышит голоса родителей, зовущих ее на завтрак.
– Вчера вечером к нам поступила новенькая девочка, – теперь Патрис делится со мной новостями. – Она меньше меня, и все время плачет.
У меня сжимается сердце. Я понимаю, что я не могу выдать здесь при ней своих чувств. Но я пытаюсь справиться.
У нас с Патрис особая связь. Когда она родилась, мне было восемь, как ей сейчас. Я сам был еще ребенком. Но, когда мама открыла одеялко и я увидел эти синие глаза, смотрящие прямо на меня, я понял, что мое сердце принадлежит ей. Моей сестренке Патрис.
– Майк!
Патрис смотрит на меня глазами, полными боли.
– Я устала, – говорит она тихо.
Я укладываю ее в постель. Я сижу в палате, пока она не заснет. Выходя, я оборачиваюсь, и ухожу.
Я иду по улицам. Мои друзья звонили мне уже несколько раз. Но я не могу сейчас разговаривать с кем-либо. Я опустошен. После нескольких часов, проведенных в больнице я чувствую грусть. Я прихожу домой, переодеваюсь, делаю домашку и просто ложусь в постель. Я вымотан до самых кончиков пальцев. Каждый день я остаюсь хорошим братом для своей сестры. Но также и каждый день я остаюсь плохим другом для своих приятелей и непослушным сыном для своих родителей.
Когда мы узнали, что у Патрис рак, наша счастливая семейная идиллия в доме покатилась под откос. Моя мать так и не смогла мне простить за те две недели, которые я провел у Билла. Мы напивались в хлам и курили траву. Я должен был быть со своей семьей, разделяя боль и горе. А я бухал со своим другом днями напролет. Потом у Билла закончились деньги, и я вернулся домой. В помятой одежде, и в коматозном состоянии.
Как только я вошел, мама подлетела ко мне и залепила мою первую пощечину в жизни. Она била меня кулаками по груди, крича и спрашивая, где я был. Я упрямо молчал. Отец молча проводил меня взглядом, когда я шел в свою комнату. Он не разговаривал со мной еще несколько дней. Родители буквально ночевали в больнице. Разрываясь между работой и деловыми встречами, они приходили домой, вымотанные. Из дома ушло счастье. Не было никаких разговоров. Только сухое «доброе утро» и усталое «спокойной ночи». Я недолгое время не мог заставить себя пойти туда. Я придумывал себе отговорки. Я взял кучу заданий. Записался на несколько факультетов. Но лицо Патрис вставало у меня перед глазами. И исчезало, лишь когда я засыпал.