Экран погас, Лысый встал, мы - тоже и пошли за ним и Эльзой обратно, к «Воробью». Неловко мне было - дальше некуда.
Палыч уже вернулся из буфета и сидел в отсеке управления, за пультом, положив на него руки, на руки - подбородок, внимательно разглядывая через стекло банки моего хомяка. Все залезли в салон, рядом с «Воробьем» остался только Лысый, Эльза и я.
Лысый сказал Эльзе:
- Результаты и оценки пришлем в школу послезавтра. Позвоните, пожалуйста, родителям Рыжкина, он вернется домой к вечеру на сто семьдесят пятом рейсе.
И большое вам спасибо, - добавил он каким-то особым голосом, - за таких учеников, как Рыжкин. - Он положил мне руку на голову, и я завертел ей из стороны в сторону. - Такими учениками можно гордиться. Пока передайте нашу благодарность директору школы устно, позже Лига пришлет письмо. Ну, счастливого пути.
Эльза улыбнулась ему улыбкой Дины Скарлатти и отозвала меня в сторону.
- Было бы неграмотно в этой ситуации, - сказала она, - забивать себе голову посторонними вещами. Можешь быть спокоен, что в дирекции про хомяка действительно никто ничего не узнает. Да я и не собиралась туда идти.
Я обозлился и сказал, как угодно, мне все равно, тем более, что я сам виноват - нарушил инструкцию.
- Не злись, малыш, - сказала Эльза. - Это вредно. Я вникла в твое предложение группе - что ж, идея недурна… Поздравляю.
- Ладно, - сказал я, - попросите Натку Холодкову забрать хомяка к себе.
Эльза пообещала и залезла в салон.
Палыч закрыл люк.
Мы с Лысым пошли к лифту, и, когда сели в лифт и он нажал кнопку, я увидел, как наш «Воробей» задним ходом под мигание разноцветных лампочек в зале, разрешающих вылет, плавно покатил к створкам пропускающих камер.
В небольшой светлой комнате, куда меня привел Лысый, стояли три маленькие программирующие машины типа «Аргус», возле одной, работавшей, крутился паренек лет восемнадцати в больших черных очках - наверное, Юра. Толстяк прямо весь светился от счастья, а в углу, в кресле сидел маленький, рябой, тихий человечек.
Лысый назвал мою фамилию, толстяк и Юра подошли ко мне и долго трясли мне руку, человечек в углу встал тоже, но не подошел, а Лысый подтолкнул меня к нему.
- Зинченко, - сказал он, робко почему-то улыбнувшись, и легонько пожал мне руку, и я, потому что сам он ко мне не подошел, а после и потому еще, что вспомнил его фамилию, догадался, что он здесь - самый главный. Он снова сел в кресло, и толстяк потащил меня к Юре и работающему «Аргусу».
- Видел когда-нибудь «Аргус»? - спросил он.
- Нет, только на картинке, - сказал я.
- Приглядись внимательно, что непонятно, спроси.
Я стал разглядывать работающий «Аргус», стараясь сообразить, где что и как он работает (машины сходного типа мы изучали в школе), и вдруг, совершенно неожиданно, ну, абсолютно внезапно, очень остро и по каким-то совершенно непонятным причинам почувствовал, что жутко влюблен в Натку Холодкову. Влюблен в нее - и все тут. Мне даже жарко стало, и волосы зашевелились на голове.
- Ну, как? Сообразил? - сказал толстяк, этот Рафа.
- Что? - спросил я. - А-а… да. Да, в общих чертах.
- Черт знает, что делается, - сказал Юра. - Сначала все идет идеально, а потом бред сивой кобылы.
Рафа объяснил мне, как ребенку, что в «Аргус» они вкладывают весь (точнее, почти весь) расчет нового микрокосмолета, который Лига признала идеальным, и одновременно предполагаемый вариант детали «эль-три», тогда машина выдает характеристику нагрузок и возможностей всего корабля. До того, как родилась моя, Рыжкинская, идея, все их варианты давали минус-эффект, и вот только теперь «Аргус-М» выдает сплошные плюсы, но… до определенного момента: дальше идет белиберда, сплошные минусы, в чем дело - неизвестно.
- Если, - сказал Рафа, - что-то с машиной, то ужасно смешно, что вначале выдается сплошной плюс-эффект, ведь все же показания неверны, все!
«Чего они тогда радуются? - подумал я. - Лучше бы домой меня отпустили, хомяк сидит некормленый». - И тут же снова вспомнил про Натку.
- А почему нужно ломать именно семнадцатую молекулу? - спросил у меня Юра. - Чует мое сердце, что здесь и зарыта собака. Ярусность-то до четырех меняется, но не во второй зоне.
- Во второй, - сказал я. - Да и вообще, если взять другую, не семнадцатую, машина бы с самого начала выдавала минус-эффект. Конечно, я не считал, но мне так кажется, и я…
- Уверен?
- Абсолютно. Но можно проверить.
Я взял мел и сделал расчет прямо у них на глазах.
- Да, - сказал Зинченко. - Все верно и гениально просто.