В: – И она умерла в нем?
Л: – Я буквально вчера с ней общалась, зайдя в игру..., тот мир через модуль. Мы сидели на скамейки возле ее нового рубленого дома в деревушки рядом с Новоградом, это столица Новой России там. Так вот, она очень счастлива и выглядит на все свои тридцать лет.
В: – Так вы тогда тоже туда перенеситесь.
Л: – Ваш сарказм не уместен, а я действительно сама собираюсь уйти туда. Да и все мои родственники также.
С: – И почему вы так решили?
Л: – А вы разве не понимаете первопричину? Этот мир катится под откос, и его уже не остановить, а спасение лишь одно – сойти на ближайшей остановке с этого сумасшедшего поезда, пока еще есть возможность.
И: – То есть, вы считаете, что Итрим, ни что иное, как Ковчег Ноя для всей Земли?
Л: – Не Ковчег Ноя, а просто Ковчег. И в него не требуется лишь каждой твари по паре, но верить и желать попасть туда со всей своей искренностью...
Глава 1.
- Как же так? – вновь прошептала Василиса, продолжив гладить пальцами старое медное кольцо, не обращая внимания на собственные слезы, нескончаемыми потоками стекающие по щекам: – Как же так?
Не думал я, что вот так все произойдет, да и не мог я тогда об этом думать, когда оставлял нанизанные на веревочку кольца и серьги с оберегами на столе. И вот ранее жизнерадостная женщина, утром вошедшая в светлицу моих покоев для того, чтобы принести завтрак, сидела на скамейке, проливая горестные слезы. А я лишь сидел напротив и молчал, не в силах даже промолвить слов утешения, осознавая, что ими я ничего не изменю.
- Как? – вдруг промолвила Василиса.
- А? Что как?
- Как он погиб? Нет, не говорите мне... Нет, я должна знать в память о муже.
- В ночи на нас вышли, он оказался среди тех и был обращенным. Его тело, как и остальных, я сжег, а пепел развеялся по лугу.
- Значит, его суть очистилась, – Василиса слегка улыбнулась, хотя, я бы не сказал так, более подходят что-то схожее с мышечным спазмом в момент самоутешения: – Пламя все темное изгоняет, очищает своим светом, ведь так?
- Так, – соглашаюсь.
- Погибли-таки наши мужики, – Василиса вновь склонила голову, впиваясь своими пальцами в растрепавшиеся кудри волос: – Не сберегли себя, как же теперь-то? Как же мы без них-то? Как же детишки наши без отцов-то? Ой?!
Лера все еще спала на нашей широкой кровати, даже не проснувшись, когда я тихонько заглянул за тяжелую дверь опочивальни.
- Василиса...
- Не вини себя, Государь, нет в этом твоей вины, я благодарная тебе за то, что сыскал мужа и слово сдержал свое, – Василиса поправила растрепавшиеся волосы: – Сама ведь знала же, что на погибель ушел, не было у нас ни доспехов, ни оружия достойного, да и выучки у мужиков деревенских. Но боялась верить, боялась себе признаться, надеялась до последнего, – Василиса вытерла слезы платком: – Но боюсь я за детей, ведь как они без отца-то? Сиротинушки мои! – женщина вновь заплакала, закрывая лицо скомканным платком.
- А разве не возродятся павшие?
- Нет, – Василиса оправилась: – Деревня сожжена вместе с Столпом Возрождения, а без него вернуться никому невозможно.
- Прискорбно, соболезную.
- Не скорбеть надобно, но тризну справить и радоваться, – Василиса улыбнулась: – Хороший человек перешел в лучший мир, избавившись от тягот мирских, оставив детей славных, тем самым продолжив род свой. А плачу я лишь от того, что жалко себя, да и детишек, вот и горюю потому, но за мужа я рада, да и..., – Василиса запнулась, принявшись тут же прибираться, да выставлять завтрак: – Ой, да вы же у меня не кормлены, да как же так?! Сейчас, сейчас! Все накрою!!!
- Василиса, так остальные принадлежат вашим? Из деревни? – осторожно спрашиваю, боясь пробудить новый поток слез.
- Нашим? Дайте, гляну, – женщина подошла, вытирая о подол руки и слегка шмыгая носом: – Этот припоминаю и этот, вот эти тоже, и это колечко, а остальные не знаю, видимо, не из наших.
- Вы можете отдать родственникам те, кого знаете? Чтобы... они тоже узнали.
- Могу, – Василиса кивнула, машинально вытирая рукой щеку: – Всем передам, вместе и справим тризну по мужикам нашим, – женщина отобрала пригоршню медных и некоторых серебряных, и вышла прочь, уже не сдерживая слезы.
Я какое-то время сидел, глядя на стоявшую передо мной кружку с чаем, румяные пирожки с повидлом не вызывали желания тут же схватить их и приняться поедать один за другим. А в голове крутилась лишь мысль, точащая изнутри, упрекая меня в том, что догадался выложить горсть трофеев прямо на столик в светлице.
“Надо же было додуматься, и вот что теперь делать? Жила женщина и надеялась, да и дети ждали, а теперь все..., правильно говорили люди во время войны: “уж лучше без вести пропавшим”. Все правильно, теперь же..., теперь же ничего не изменить” ...
Кружка чая стремительно осушалась, пирожки исчезали с тарелки.
“Странно, я действительно что-то могу решить, изменить мир и защитить людей, создать идеальное или близкое к этому государство. А вместо этого, я сижу и пытаюсь оправдаться, мол, не моя в этом вина. Но вина действительно моя, как правителя, ведь именно я допустил раскол, я позволяю нападать на беззащитных, я не мешаю бродить по некогда землям Североси не пойми кому. Нет, именно мое бездействие до этого, именно моя боязнь ответственности в итоге выльется в большое горе для всех, если ничего не изменить”.
Я встал, снимая с себя просторную рубаху, оголяя тело, сросшееся с частями мифриловых доспехов, ставших моей второй кожей, более прочной, нежели родная. Больше всего выделялась левая рука, закованная в вросший мифрил, остальное же тело могло освобождаться от доспехов.
Это больше походит на доспехи героя из какого-то фантастического фильма, когда части брони будто бы проявлялись на голом теле, сцепляясь с соседними, но все же, лишь визуально. Спасибо принятой миром игровой механике, иначе я бы потратил минимум час, чтобы нацепить на себя полный доспех. Одна нательная кольчуга чего стоила, а после поверх ее надо бы было одеть еще пластинчатую кольчугу, да и после повторить со штанами то же самое. А тут подумал, и части мифрилового доспеха, будто бы проступая сквозь плоть, вставали на свои места, подгонявшись под изменившееся тело, ничуть не сковывая движения.
Обруч короновал голову поверх белесых волос, шлем остался в инвентаре, без надобности он сейчас, как и оружие, хотя, Правдоруб материализовался за спиной вместе с креплением. Взгляд обратился к занимающим свои места перстням на правой руке, от которых веяло силой и благостным теплом. Теперь я готов к тому, чтобы начать жить иначе.
В дверях встречал почетный караул из стоявших в наряде братийников и волков. Мрак и Белис заняли самые важные места, охраняя вход в мои покои, не подпуская воинов, но те и не стремились настаивать, заняв посты у внешних дверей коридора. Когда я вышел, в миг возле появился гоблин-писарь Гили, тут же поклонившись до земли, не взирая на тяжелую книгу в своих руках.
- Доброго дня, Государь! – пропищал гоблин: – За время Вашего отсутствия скопилось два десятка тысяч писем, среди них прошений десять тысяч двести восемьдесят пять, угроз девять тысяч восемьсот пятьдесят три, иного содержания...
- Гили, и я рад тебя видеть, откуда столько писем? Я же велел заниматься почтой.
- Гили занимается, только вот Гили не может решать за Государя!
- Ладно, с этим позже разберусь, что еще?
- Вас ожидают просители...
- Опять? Так, ладно, мне нужны Посадские и Воевода.
- Они в полном числе со всеми полномочными третий день ожидают Вас в Тронном Зале, Государь.
- Третий? Так я же... уже прошло три дня со свадьбы?
- От Семена Дня прошло семь дней, а ожидают третий всего лишь.
- А чего мне не сказали?