— Но вы так подходили друг другу…
— Да, и нам хватало друг друга, в глубине души мы были гораздо более похожи, чем казалось. Нам нравилась наша жизнь, мы сознательно ее выбрали и наслаждались ею.
— Счастливчики.
— Если бы Стефано был жив, может, мы бы в какой-то момент и перестали быть самодостаточными, и в нашей жизни тоже появились бы сиропы от кашля, памперсы и погремушки.
— Или, как многие тридцатилетние, вы бросились бы рожать детей, пока не стало слишком поздно.
— Родить накануне сорокалетия, чтобы продлить молодость, найти себе новое занятие, подзарядиться энергией…
— Или почувствовать настоящее счастье, Лаура. Моя дочь Констанца — мой цветочек в петлице, моя единственная победа, единственное, что нам удалось сделать достойного в нашем катастрофически неудачном браке.
— Она, между прочим, самая умная из вас троих. Как дела с Клаудией?
— А как ты думаешь? Каждый раз, когда созваниваемся, ругаемся, повод каждый раз новый, она изобретает их со скоростью света: низкие алименты, отсутствие у меня чувства ответственности, недостаточный интерес к занятиям Констанцы, я не общаюсь с ее учителями, дарю бесполезные подарки. Она хочет, чтобы я был с дочерью, когда это удобно ей! А на все лето отправляет ее к родителям на море, и я почти совсем с ней не вижусь.
— Почему, по-твоему, она ведет себя так? Она несчастлива? Как ее личная жизнь?
— Какая там личная жизнь! Кто захочет встречаться с больной на всю голову истеричкой за сорок?
— Будь с ней поласковей, вы же любили друг друга когда-то.
— Наш брак — природный катаклизм. Никакими дамбами и плотинами его было не спасти. Мы начали жить вместе, хотя ни она, ни я не были до конца уверены в том, что это правильно. Даже Амброзии удивился. Почти сразу же родилась Констанца, и я подумал: это судьба, пора мне создать настоящую семью…
— А ты уверен, что сделал все, что мог?
— Уверен. Клянусь, я изо всех сил пытался спасти нас! Господи, почему мне удаются самые невероятные предприятия, а здесь я потерпел полное фиаско?
— Ну, здесь ты упал не ниже других.
— Чего нам не хватает? Почему у нас не получается?
— Потому что мы не верим в успех, это типичная ошибка интеллектуалов и им подобных, у нас слишком много знаний, мы не можем слепо верить в удачу, в свои силы…
— Но я не интеллектуал.
— Я сказала: интеллектуалов и им подобных.
— Милая моя Лаура, ты будешь моим спасательным кругом, когда мой корабль попадет в экзистенциальный шторм.
— Мой попадет туда первым. Я живу в своем идеальном мирке, отгородившись ото всех и вся. Сначала я думала, что такая жизнь досталась мне в наследство от чересчур бурной и мятежной молодости, а сейчас понимаю, что это классический образ жизни старой девы.
— Ну, на классическую старую деву ты не тянешь…
— Послушай, несмотря на то что со мной случилось, я рада, что у меня нет детей, что после меня все закончится. Я свободна как воздух, по большому счету, мне не страшны удары судьбы. Аминь.
— Звучит не слишком весело, но убедительно.
— Моя юношеская храбрость и решимость теперь мне кажутся идеализмом.
— Понимаю, ты привыкла рассчитывать только на свои силы, двигаться вперед, не оглядываясь на других и не прислушиваясь к чужому мнению. Но ты знаешь, без Констанцы мне было бы гораздо хуже.
— Так и вижу вас вместе: идеальная пара — отец и дочь. Ты просто чудо!
— Да, но ты меня не хочешь.
— Предать дружбу — совершить святотатство.
— Ты умеешь поставить меня на место! Давай лучше вернемся к нашему разговору.
— У меня такое чувство, что мне только кажется, что я свободно дышу. Я никогда не боялась ошибаться, но…
— Чего ты боишься?
Сейчас? Хочешь, прочту тебе лекцию о тотальной неуверенности? Я боюсь всего: растратить свою жизнь, превратиться в сухую и сморщенную старуху, чье лицо напоминает лимон, упавший с джипа, мчащегося сквозь пустыню. Представляешь, состарившаяся красавица! Такой никто не захочет прийти на помощь, выслушать в трудную минуту.
— Ты никогда не состаришься, Лаура.
— Не подхалимничай!
— Хорошо! Ты влюблялась после Стефано? Можешь не отвечать.
— Почему нет? Сегодня вечер откровений, я начинаю благодарить Питалугу… Так приятно довериться тебе.
— Иногда так хочется рассказать всю правду, включая неудачи и разочарования.
— И вместе заглянуть в самую суть взрослой жизни, что ждет нас впереди.
— Ты заметила, что сегодня ночью мы ведем на редкость оптимистичные беседы?
— Если хорошенько подумать, нет лучшего способа признаться друг другу в том, что молодость закончилась.
— Точно! Дамы и господа, будьте осторожны на поворотах, молодость покидает нас.
— Может, в этом весь прикол? Мы просто должны научиться жить заново: мы стали большими и должны научиться жить как большие.
— Ты мне не ответила…
— Да, конечно, я влюблялась.
— В этот раз, по-видимому, не слишком счастливо?
— Бинго!
— Может, в Милане такая атмосфера? Или в редакции завелся вирус несчастной любви?
— Не говори ерунды! Несчастливую любовь можно встретить в любой точке планеты: в затерянной в горах деревушке или на Сицилии…
— Когда это случилось?
— Через четыре года после смерти Стефано. Я тогда думала только о работе, потому что решила, что надо встряхнуться, начать новую жизнь, делать карьеру. Я превратилась в лошадь, что все время носится галопом, потому что боится умереть, остановившись. Моей целью было возродиться и, увлекшись делом, как можно меньше страдать. Энергетическое безумие. Я даже начала бегать по утрам, чтобы избавиться от злости и вырабатывать эндорфины тысячами.
— Может, это и не самое поэтическое средство, но ты встала на ноги, а это уже немало… Когда ты с ним познакомилась?
— Три года назад. Я взяла у него интервью, он начал ухаживать за мной, через какое-то время закрутился роман. Он довольно известный коммерсант, только не спрашивай его имени…
— Женат?
— А ты сомневался?
— А где он сейчас?
— А как ты думаешь? С женой на море, но мне уже все равно.
— Я тебя умоляю, не строй из себя каменную. Тебе не идет.
— Да нет, я не строю, я бросила его в конце весны, потому что он не любил меня. Честно говоря, я ему больше не нужна была.
— Он что, больной?
— Да нет, обычный мужчина. Два с половиной года страсти, и ничего не осталось.
— Как это может быть?
— Это моя вина, я требовала слишком многого, и он решил, что меня не существует. А в постели со мной была его тень или его помощник.
— Может, он тебя любит, но гордость не позволяет ему сделать первый шаг? Мы, мужчины, странные существа…
— Не говори ерунды! Когда любишь кого-то, не можешь без него жить.
— Верно. Пытаешься убедить себя в том, что тебе все равно, но сердце так просто не уговоришь…
— Такие вещи нельзя объяснить рационально, так же как невозможно заставить кого-то полюбить тебя. Если он не звонит тебе даже по ошибке целый месяц после разрыва, это значит, что он прекрасно существует без тебя.
— А ты как живешь без него?
— Плохо, просто ужасно, но я не собираюсь задерживаться в этом состоянии… Восстану из пепла! Я, как всегда, непобедима, мой милый Франче…
Лаура с трудом сдержала слезы. Вдруг она почувствовала смущение и стыд. Как это она во всем призналась? Непоправимый ущерб ее репутации сильной женщины, которая никогда не жалуется на жизнь и не плачется в жилетку.
Франческо не мог противиться охватившей его нежности: он обнял Лауру и прижал к себе. Он поцеловал ее, и его поцелуй имел вкус фруктового сиропа, девичьих снов, маминой ласки.
Это был поцелуй, который не искал и не мог искать другого. Он не испортил этот волшебный момент намеком на постель, на секс. Сейчас они как брат и сестра: взялись за руки и по-человечески утешали друг друга. Не разыгрывая обычную примитивную комедию из фальшивых обещаний, которым никто не верит и не собирается выполнять.
Глава пятая
— Что ты молчал, как придурок? Не мог вмешаться?
— А что я должен был сказать?
— «Маленькая разница во взглядах» ты точно не должен был говорить! Эта сука, эта тварь, эта сволочь… так со мной поступить… опустить у всех на глазах, в публичном месте!