— Все мы здесь взрослые люди. И всё же подобного рода заинтересованность противоестественна, да и вы сами выразились, что весь преподавательский состав вам в отцы годится. Вот и не нужно обращать внимание на выпады одного из таких старичков. Игнорируйте. Вы умный человек, Александра, думаю, вам это будет легко сделать.
Он устало прикрыл глаза и вновь заговорил:
— Я бы не хотел, чтоб эта ваша заинтересованность перешла определённую границу, и вы бы потеряли себя. Вы и сами понимаете, чем это может вам грозить.
— Исключением? — без особых эмоций предположила я.
— Причём с позором! — подтвердил Станислав Борисович, выпрямился на стуле, надел очки и нахмурился. — После такого оклематься уже сложно. Я не хочу ломать вам жизнь, поэтому предлагаю подумать. И надеюсь на верный выбор. Поэтому в следующий раз, если до меня дойдёт подобный слух, разговаривать мы будем уже в совершенно другом ключе. Теперь вы можете идти, Сашенька.
На негнущихся ногах вскочила со стула и кривой походкой направилась к двери. Взялась непослушными пальцами за ручку и не оборачиваясь тихо уточнила.
— Значит, вы услышали какой-то слух. Вы уверены, что источник слуха надёжен?
— Более чем, ведь это ваша подруга Катя! — весело отозвался мужчина. — Ваша подруга вряд ли стала бы врать и выдумывать что-либо, верно? Вот и я так решил! Поэтому мой информатор чист и надёжен!
Я посмотрела на него недоверчиво, со страхом, и поняла — не врёт. Он бахвалился своим превосходством, упивался им, гордился. А мне лишь оставалось смириться с полным и безоговорочным провалом. Как ещё можно назвать ситуацию, при которой загоняют в угол и не дают права на выбор?
Я решила прогуляться пешком до квартиры Жени и немного подумать. Было о чём размышлять — выхода не осталось, и я просто была обязана расстаться с ним и закончить то, что в принципе не должно было начаться. Это решение казалось единственно правильным. Иначе грозило отчисление. И два года жизни могли вылететь в трубу так быстро, что никто бы и сообразить не успел.
Самое ужасное было то, что ко всему произошедшему приложила руку Катя. Она — стукач. Не Альбина, как я подозревала изначально, а моя бывшая лучшая и единственная подруга. Неужели Торопова настолько слетела с катушек от зависти, что натравила на меня директора и повесила угрозу отчисления? Неужели смогла опуститься до такого?
От обиды пинала льдинку и вытирала катившиеся слёзы, из-за которых щипало кожу на щеках. Погода выдалась на удивление морозной. Я всё прокручивала и прокручивала в голове возможное будущее и пыталась угадать, при котором из них выйдет меньше всего боли. Но все варианты казались одинаково раздирающими душу.
Представила на секунду улыбающегося Женю, его добрые каре-зелёные глаза и разревелась в голос. Я опустилась на колени в первый попавшийся сугроб и принялась размазывать косметику по лицу, издавая звуки раненой медведицы. Прохожие испуганно косились и обходили стороной, даже бродячие собаки и те отбегали подальше.
До нужного дома оставалось всего пятьсот метров: зайти во дворы и наконец подняться на пятый этаж. Но я не знала, как сказать об этом Морозову, не знала, как он отреагирует, не понимала, что нужно для того, чтоб парень отпустил меня и успокоился. Хотя бы на время.
Выход есть всегда. Из любой сложнейшей ситуации. И всё же в тот момент я сама себе казалась обречённой на мучительную смерть без Жени. Когда мне всё же удалось под икание и рёв перебраться в нужный двор, сильные мужские руки подхватили меня и потащили к подъезду. Глаза застилала пелена из слёз, но я могла с уверенностью сказать, кто был моим спасителем. От него пахло кокосом и чем-то очень родным. Сокровенным. Я лишь сильнее прижалась к Жене, уткнулась носом в футболку и для себя решила: всё точно будет хорошо.
Глава 12. Один в поле воин
Слёзы не останавливались, всё превратилось в самую настоящую истерику. Я выла, икала, утирала сопли рукавом рубашки и не прекращала разводить сырость. Сидела у Жени на коленях и рыдала. А он стойко успокаивал, поглаживал по волосам, шептал милые глупости на ухо, обнимал и предлагал наказать всех, кто меня обидел.
«Но это был ты!» — я хотела выкрикнуть от злости в ответ, и каждый раз огромный ком в горле не давал произнести ни слова. Лишь сдавленное мычание вперемешку со слезами вырывались наружу.
Время тянулось, как карамель — медленно и нудно. Пару раз меня чуть не стошнило прямо на новенькие брюки Морозова, и мне приходилось спешно бежать в ванную, чтоб взять себя и свой желудок в руки.