Сэди, ничего не ведавшая об этих кривотолках, раскрыв рот наблюдала за разгулявшейся на сцене стихией.
– Нашу игру должно предварять кораблекрушение, – шепнула она на ухо Сэму. – Или буря.
Не успела она произнести это, как поняла, что кораблекрушение в прямом смысле слова потянет их на дно и они вряд ли завершат работу к сентябрю.
– Точно, – прошипел в ответ Сэм. – Ребенок, затерянный в море.
Сэди кивнула.
– Маленькую девочку лет двух или трех уносит в море, и ей предстоит вернуться домой к семье, хотя она не знает ни своей фамилии, ни номера телефона родителей и только-только научилась еле связно лепетать и считать до десяти.
– А почему маленькую девочку, а не маленького мальчика? – спросил Сэм.
– Не знаю. Возможно, потому что в «Двенадцатой ночи» главная героиня – девочка?
На них зашикали.
– А давай сделаем ребенка бесполым, – тихо-тихо прошелестел Сэм. – В этом возрасте и не определишь, мальчик перед тобой или девочка. Пусть выбирают сами игроки. Тогда они смогут отождествить себя с ней или с ним.
– Клево. Мне нравится.
На сцене появился Маркс в роли Орсино.
– «Коль музыка, ты – пища для любви; играйте…»[3] – воззвал он, но Сэди его не слушала.
Их благодетель и покровитель Маркс, сцена – все исчезло. Остался только шторм, который Сэди размечталась создать.
После спектакля они отправились в ресторан при отеле, где остановился отец Маркса.
– С Сэмом ты знаком, – представил их Маркс, – а это – его напарник, Сэди Грин. Ребята пишут компьютерную игру, которую я собираюсь продвигать.
Сэди оторопела: Сэм не упоминал, что назначил Маркса директором по развитию игры, у которой еще не было не только названия, но и ни одной строки написанного кода. Она догадывалась, почему Сэм на это пошел: Маркс бескорыстно предоставил им свою квартиру, а квартира, как ни крути, весомое капиталовложение. И все-таки Сэм мог бы и обсудить с ней этот вопрос. Сэди захлестнула обида, и несколько минут ей никак не удавалось ухватить нить разговора.
А разговор вертелся вокруг игр. Зародыш компьютерной игры Сэма и Сэди интересовал Рю Ватанабэ намного больше, чем лицедейство сына. Когда Маркс родился, Ватанабэ-сан, экономист с дипломом Принстона, покинул академический мир ради стяжания богатства и немало в том преуспел. Он владел сетью минимаркетов, небольшой компанией мобильной связи и постоянно инвестировал деньги в различные международные проекты. И очень жалел, что в семидесятые годы упустил шанс одним из первых вложиться в «Нинтендо».
– Но кто ж знал, во что они превратятся?! – горько сетовал он. – В мое время они были заурядной компанией по изготовлению игральных карт «ханафуда». Забавы для детишек и незамужних тетушек.
Ватанабэ-сан говорил чистую правду: прежде чем выпустить в свет знаменитого «Донки Конга», японская компания «Нинтендо» производила игральные карты.
– Что такое «ханафуда»? – спросил Сэм.
– Пластиковые игральные карты. Маленькие, плотные, с цветами и видами природы, – пояснил Ватанабэ-сан.
– Ой, я понимаю, о чем вы! Я играл в них с моей бабушкой. Только они назывались не «ханафуда», а «Давай ходи».
– Это одно и то же, – снисходительно улыбнулся Ватанабэ-сан. – В Японии большинство людей используют «ханафуду» для игры в «кой-кой». А «кой-кой» на японском значит…
– «Ходи-ходи», – подхватил Маркс.
– Умница, – ласково посмотрел на сына Ватанабэ-сан, – ты еще не забыл японский.
– Подумать только, я всегда считал, что это корейская игра, – изумился Сэм и обернулся к Сэди. – Помнишь те маленькие карты с цветочками, которые Бон Чха приносила в больницу?
– Д-да, – рассеянно пробормотала Сэди.
Погруженная в думы о Марксе, их новоявленном директоре по развитию, она не слышала, что обсуждали окружавшие ее люди, и понятия не имела, на какой вопрос ответила «да». Поэтому она решила переменить тему.
– Господин Ватанабэ, – обратилась она к отцу Маркса, – вам понравился спектакль?
– О да, шторм изумителен.
– Намного лучше, чем герцог, – смущенно ухмыльнулся Маркс.
– Герцог тоже изумительный, – отвесила ему комплимент Сэди.
– Шторм напомнил мне о детстве, – продолжал Ватанабэ-сан. – Я ведь не чета Марксу. Не городской мальчик. Я родился в маленьком поселении на западном побережье Японии, где каждый год летом начинался сезон дождей. Ребенком я больше всего боялся, что меня или моего отца, владельца небольшой флотилии рыбачьих лодок, смоет в море.